Ночь

Я решил пройти вдоль вала направо – в ту сторону, где в стену входила гирлянда пешеходов. Там должна была располагаться таможня и КПП. Но очень скоро ноги начали утопать в земле – она стала вязкой, а на ее поверхности блестели отражения фонарей. Все поле до самой дороги было пропитано жидкостью, причем пахла она отнюдь не духами. Я услышал журчание и, оглянувшись на стену, заметил несколько спадающих с нее водопадов. Выходит, канализация в столь прекрасно освещенном городе была устроена по средневековым принципам. И я имел счастье оказаться прямо посреди поля, на которое выливались нечистоты. Сделав еще сотню шагов, я завяз уже в совсем непроходимой трясине, попробовал свернуть к железнодорожным путям, но провалился почти по колено. Запаниковав, я нащупал ногами более сухой участок – он проходил ближе к стене.

Когда страх закончить жизненный путь в вонючей жиже достиг пика, глаза различили симпатичный особнячок, помещавшийся впритык к стене. Деревянный, в стиле нового романтизма, беззаботное девятнадцатое столетие. Белый, как пароход. Желтый свет изнутри играет на позолоченных розетках. И почему, интересно, красота показывается мне именно тогда, когда я пытаюсь не захлебнуться в непроходимом болоте? Мне не повезло с погодой: если бы тут царили грушевские «околоноля», землю бы подморозило и на поле можно было бы играть в футбол. А так… Внезапно я заметил прямо под ногами огромную, размером с человека, куклу, одетую в шитый золотом и кружевом камзол. Я включил фонарь и сразу же выключил, не хотел рассматривать мертвеца. Кроме оголившихся костей (лежал он здесь, выходит, долго) я успел заметить какой-то комичный характер его наряда: камзол был пошит из ткани, очень похожей на велюровую мебельную обивку. А то, что я сначала принял за шпагу, оказалось просто палкой, обернутой в фольгу. Еще через дюжину шагов я увидел шикарную пиратскую треуголку с искусственным страусиным пером из «Икеи». Черный парик мертвого пирата расплылся под ней водорослями. Странная траурная традиция – одевать умерших в старинную одежду и сбрасывать в болото за стеной. Загаженное поле, по которому я шел, было не только частью канализации, но и VIP-кладбищем.

Когда я выбрался из отвратительной топи и приблизился к толпе у западных ворот Города Света, вид у меня был настолько самобытный, что, если бы в преисподней имелись ночные клубы, я бы не прошел фейсконтроль даже там. Угольная пыль перемешалась на моем пальто с жижей из канализации, на ботинки и брюки налипли заквасившиеся в неподвижной воде нечистоты. Не знаю, какого цвета было мое лицо, но руки выглядели как лапы одного моего знакомого дога: черные, страшные, с длинными когтями. Я утешал себя тем, что мой облик вполне впишется в общую картину с остальными гостями города, побитыми жизнью и долгим странствием. Но собравшиеся у ворот люди больше походили на очередь приглашенных на прием в каком-нибудь посольстве.

Свежие рубашки, модные шарфики. Начищенные туфли, отглаженные стрелки, уложенные прически, выбритые лица. Самым же неприятным было то, в ста метрах у входа, там, где начиналась металлическая ограда, стояли яркие электрические фонари. Спасительная завеса темноты, в которой можно было скрыть свой срам, тут бесцеремонно распахивалась. Электричество высветило каждый черный полумесяц моих ногтей, каждую застрявшую в щетине крошку угля, каждый прилипший к полам пальто окурок. Оно высветило влажные от канализационных сливов следы, которые я оставлял на асфальте.

Для описания моего бедственного положения уместно было бы снова обратиться к языку приключенческого романа XVIII столетия, но я пожалею читателя. Просто поверьте: я чувствовал себя персонажем того архетипического сна, в котором видишь себя голым в толпе на перекрестке большого города.

Я подошел к очереди и пристроился за двумя оксфордского вида джентльменами в пальто. С собой у них были основательные чемоданы со стальными выдвигающимися рукоятками. Когда я стал рядом, они совсем не обидно перекатили чемоданы вперед себя, и в этом совсем не было опаски, что я что-то могу украсть. Они продолжили респектабельную беседу.

– А я на этот раз вошел в партию презервативов: во время карнавала ой что творится с нравами! Буду продавать по двадцать цинков за три штуки. Прибыль – триста процентов. А ты все кроликов?

– Нет, кролики остались в прошлом сезоне. – Джентльмен выправил манжеты белой рубашки из рукавов пальто. – Вот увидишь: ими сейчас будут торговать на каждом углу, с нулевым спросом. Нужна бизнес-интуиция. Это, помнишь, как Вова Челси вложился в груз фонариков семь карнавалов назад. А тут как раз отреставрировали угольную ТЭЦ и осветили город. И повис на Вове кредит. Нет, я на этот раз вложился в ибисов. Разные размеры, женский вариант с накрашенными глазами.

– Ибисы страшные.

– Ибисы – классика карнавала. Смех над смертью. В Средневековье в таких масках врачи ходили во время эпидемий чумы. В клюв лекарства закладывались, чтобы не заболеть.