Ночь

Перспектива быть похороненным под тоннами мусора при случайном обвале самодельной инженерной конструкции привлекала меня мало. Я бежал за Гердой, радуясь ее скорости. Воняло тут так, что хотелось задержать дыхание до того мгновения, когда нас отпустят. На выходе из мусорного тоннеля нас ждал еще один мазурик, охранявший выход на деревянную лестницу, которая вела на мусорный бруствер. Он осмотрел нас тяжелым взглядом и позволил пройти самым приветливым из человеческих жестов – плевком в сторону.

– Атмосферно тут у вас, – поделился я впечатлениями. – Как на сходке авторитетов.

– Это братья из братства «Автаз». У нас с ними договор о двустороннем сотрудничестве. Они обеспечивают охрану периметра, а мы допускаем их к разработке недр.

– Повезло вам, – не выдержал я.

– Они нормальные. Просто так выглядят. Пока не исправили свои привычки и дресс-код, – уверил меня Заяц. – На «Автазе» сейчас реформация. Они это как называют? «Движение джентрификов», кажется. Занялись нормальным трудом. Девиз: «Кто был братком, тот станет братом». Эту свалку разрабатывают. Брат Егорий – их авторитет, три ходки, двадцать пять лет отсидки, ферму завел. Свиней растит.

Мы вышли на что-то похожее на детинец – низину, со всех сторон обрамленную высокой стеной. На плоскости в несколько гектаров расставлены армейские палатки с трубами буржуек, повсюду люди с факелами, лебедки черпают ведрами взрытую «породу» из «разработанных карьеров». Тошнотворный запах куда-то пропал, возможно, из-за того, что мусор тут был присыпан слоем песка, а возможно, я просто свыкся. Заяц с Мазаем забросили двустволки за плечо и шли рядом. Мы направлялись к небольшому каменному домику под металлической крышей, стоявшему в отдалении от палаток и зоны разработки.

– Это – цитадель, – объяснял Заяц. В присутствии брутальных специалистов братства «Автаз» он стал разговорчивым. Проступило даже что-то похожее на общую культуру. – Раньше тут был газораспределительный пункт. Газ, который давала свалка, направляли на освещение нескольких населенных пунктов. Когда газ перестал быть источником энергии, все приспособления для этого вывезли. Внутри Добрый Царь себе покои обустроил.

– А что они тут ищут? – спросил я, кивнув в сторону людей с факелами.

Этот вопрос вызвал смешок даже у Мазая, который вел себя не очень интерактивно.

– Как что? – удивился Заяц. – Ты думаешь, те ботинки, пальто, шубы, рубашки, что продаются на рынках в полисах, откуда берутся? Думаешь, сами бывшие хозяева приносят или шахтеры добывают? Никаких шахтеров бы не хватило, чтобы миллион человек одевать на протяжении стольких снов. Мы давно вступили в фазу вторичного потребления. Основной источник богатства для всех близлежащих государств – наша Гора. Именно в ней заложено все то ценное, что осталось с индустриальных времен. Отбросы человеческой деятельности хранились тут с тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года, так что можешь себе представить… Сейчас мы, как гномы, копаем, сортируем и выбрасываем на рынок.

Мы вошли в домишко. Внутри тлело несколько жаровен с углем, стены были завешены арабскими коврами, которые даже до апокалипсиса выглядели бы роскошно. Некоторая обшарпанность придавала им дополнительную антикварную притягательность. Тут было тепло, угли щедро источали сухой жар. На кожаном диване сидел человек того же возраста, что и герой картины Ильи Репина «Иван Грозный убивает своего сына». Я имею в виду не царя Ивана Грозного, а как раз убитого царева сына, Ивана Ивановича. Такая же бородка, такой же нездоровый вид. Что добавить к портрету? Над сердцем приколот золотой регал – знак, состоящий из вписанных в круг кирки и циркуля, с изящной короной, составленной из небольших бриллиантов. Выглядел он так, будто был изготовлен в конце века восемнадцатого, и очень походил на подлинный значок главы одной из местных масонских лож.

Что еще? В эпоху Хемингуэя в среде шестидесятников Советского Союза были распространены деревянные курительные трубки с изображением Мефистофеля. От моего прадеда осталась такая. Так вот, Царь был похож на Мефистофеля – но не на того, которого мы представляем, прочитав Гете. А на демоверсию с деревянной советской трубки. При создании которой резчик вдохновлялся старыми карикатурами на Льва Троцкого (такая же бородка клинышком).

Рядом с Царем сидела женщина, красота которой была такого свойства, что с ней мне никогда не захотелось бы перейти с «вы» на «ты». В очертаниях ее губ было что-то хищное. Мефисто перебирал разложенные перед ним на столике ценности, похоже, только что добытые в шахтах свалки: оружие – например, богато инкрустированная винтовка, старый, а может быть, и старинный нож, несколько книг в кожаных обложках, отрез черного бархата, ожерелье из бирюзы. Интересно, кто и по каким причинам мог выбросить все эти сокровища. Как только мы вошли, спутница царя с недовольством на личике встала с дивана и прошмыгнула в черный коридор, скрытый за одним из ковров. Царь поднял на нас глаза и выкрикнул то ли любезно, то ли саркастично:

– Намасте, амигос!