Ночь

Эти картофельные комочки понравились и Герде, она слопала жменю. Потом я сидел при свечах, осоловевший от сожранного (никогда так не наедался в Грушевке), потягивал из хрустального бокала покрытую шампанскими пузырьками кока-колу и вяло думал, что даже если я не дойду до конечной точки своего маршрута (пока это не выглядело реальным), так хотя бы хорошо проведу отмеренное мне время. Перспектива пройти через половину вымершего мира уже не казалась такой безнадежной, в мечтах мне являлись невиданные города, новые интересные знакомые – вот что значит хорошо поесть. Я перебрался в спальню, поставил недогоревшие свечи на подоконник и рядом с кроватью, влез в спальник, натянул на себя одеяло и шерстяной плед. Свечи излучали приятное и уравновешенное настроение, и, я думаю, именно по их свету в стекле они меня и засекли. Но пока я был внутри, не сунулись – были уверены, что я вооружен, как и любой другой путник в пустошах.

Я заснул быстро и крепко, с Гердой в ногах. Кошмары, которые мне снились, можно объяснить встречей с покойником, сидевшем в инвалидной коляске несколькими этажами ниже.

Остроконечный лист клена, образованный наледью на обратной стороне стекла, не встретил меня, когда я проснулся. Не было за стеклом и далеких тополей Грушевки на фоне перламутрово-медного неба. Но само небо, похожее на дно огромной черной жемчужины, по-прежнему было тут. Из-под этого неба, оказывается, не так просто уйти.

Раздел второй

Герда начала лаять сразу же после того, как мы вышли из подъезда. Сначала я подумал, что она так громко осуждает меня за то, что я самовольно забрал ее из такой удобной малины. Из места, где было столько всего непожранного. Роскошная гречка на завтрак, банка бычков, которую мы поделили по-братски (все съел я на случай, если она испорчена, Герда же лакомилась безопасным кошачьи кормом), настроили меня на беспечный лад. Я пробовал направить на ее морду луч налобника, чтобы понять ее настроение, но собака бегала вокруг, навострив уши. Поэтому я шел и увещевал ее:

– Чего это ты так развопилась? Привыкла к комфорту, девочка? Тогда надо тебе на усыновление податься – в качестве кота. Потому что хозяин у тебя мятежный. Он просит бури. Как будто в буре есть покой!

Тут мне стало немного не по себе: пучок света наконец остановился у нее на голове, и я увидел, что Герда очень взволнована. Она уставилась куда-то в сторону, в проход между домами. Хвост вниз, поза напряженная. Пролает несколько раз – и повернется ко мне с красноречивым выражением, мол, ты что, не слышишь там ничего, идиот ты двуухий? Луча фонаря хватало только на десяток метров. Дальше свет тонул во мраке. В котором я не мог разглядеть никакого движения.

Следов стало как-то больше, как будто у меня выросла еще пара ног. Но, кажется, мы с собакой тут вчера долго кружили. Я попробовал выбраться из этого микрорайона в сторону трассы и заблудился: однообразные панельки, однообразные проезды между ними. Пошел по вчерашним следам, но они скоро раздвоились, как будто меня стало два и каждый из нас пошел в разных направлениях. Тогда я вскарабкался на одну из машин, оставленных в проезде, выключил налобник, дал глазам привыкнуть к темному сиянию небес и увидел явный пробел между панельками – там было больше неба, значит, там должна быть широкая «просека» по обе стороны дороги. Герда продолжала лаять.

Сделав несколько шагов без фонаря, я понял, что глаза без налобника видят гораздо дальше – появляется какая-то серая, но перспектива. Споткнувшись обо что-то на льду, сделал вывод, что не свернуть себе шею эта серая перспектива совсем не поможет. Включил фонарь, направил его так, чтобы видеть поверхность, по которой иду, и вышел наконец на трассу. Понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, откуда я пришел: без световых ориентиров тонувшая в темноте дорога выглядела как путь из ниоткуда в ничто. Герда продолжала лаять.

Вскоре я рассмотрел и три ленты велосипедных шин, виденные вчера. Какая-то чепуха происходит тут со следами.

Я успел пройти несколько километров в сторону горы. Они терпеливо наблюдали. Наверное, хотели удостовериться, что обремененный тяжелым рюкзаком хозяин собаки действительно такой остолоп, каким кажется с первого взгляда. Лай собаки успел меня утомить, и я занял ее своей любимой игрой – переключал луч налобника на узкий фокус и при ходьбе крутил головой, чертя маленькой точкой света по заснеженному асфальту. Собака еще немного погавкала для порядка, но поддалась азарту погони за огоньком. Стало тихо – только мои шаги, ее сопение, прыжки и урчание, если луч выскальзывал прямо из-под ее лап. Когда я в очередной раз резко повернул голову вперед, луч света не упал на землю. Вместо этого он подсветил медведя, который стоял у меня на дороге. Через долю секунды медведь весело сказал:

– Драсьте! – и повернул висевшую на плече двустволку так, что, описав полукруг, ее длинный деревянный приклад треснул меня по подбородку.