Ночь

Я не начал стрелять просто потому, что был страшно, до одеревенения перепуган. Меня тошнило – и от запаха, и от зрелища. Я настолько поник, что даже при желании не смог бы поднять ружье и держать его ровно. К тому же, помимо логичного соображения про отсутствие зарядов, было еще интуитивное ощущение бесполезности стрельбы по неживым. То, что умерло, невозможно убить – это не логика, а инстинкт.

Они исчезли, уже и топот их стих, а я все стоял, прислонившись к сосне, и дышал через раз, тихонько, чтобы они не услышали. Потом оторвался от дерева, с которым будто сросся, и, стараясь не хрустеть ветками под ногами, вернулся к Герде. Она встретила меня, тревожно подняв голову. Собака вглядывалась в темноту влажными от лихорадки глазами, я погладил ее и успокоил: «Не бойся, это оптовики повезли в Город Света испорченные котиные консервы, которые ты не съела! Поэтому и пахнет!» Посидев немного рядом с ней и убедившись, что цокота больше не слышно, я снова осторожно поднял собаку на плечи поверх рюкзака и вышел на тропу, опираясь на ружье.

Я успел заметить, что из-за длительных переходов с тяжелой ношей на моем пальто начали распускаться швы. Под мышками, где терлись шлейки рюкзака, появились небольшие прорехи. Я думал о том, что нужно найти иголку с ниткой, или даже не так: что, дотопав до какого-нибудь населенного пункта, нужно про эту мелочь как-то не забыть. И тут откуда-то спереди послышались далекие автоматные очереди. Я вгляделся в горизонт: над лесом взлетели световые отрезки трассеров, они оседали плавными дугами, успев погаснуть в воздухе до столкновения с землей. Это напоминало праздничный фейерверк в честь чьего-то дня рождения. Но через полминуты долетало буханье автоматных выстрелов и змеиное стрекотание пуль, разрывающих воздух. Стало понятно, что впереди не петарды в небо запускают, а происходит что-то противоположное празднику дня рождения. Бой продолжался меньше минуты. Очередям «калашникова» ответило молчание. А после наступила мертвая тишина.

Я затих, стараясь делать как можно более легкие шаги, ожидая, что сейчас эта шайка козлоногих повернет назад, чтобы пронестись мимо нас в направлении пекла, из которого они вылезли. Но свиноголовые исчезли. И тут могло быть три варианта: или Манька перестрелял их всех, или они возвращались по другой дороге, или остались рядом с телами убитых, чтобы устроить банкет из человеческой свежины. В любом случае нужно было соблюдать осторожность и не приближаться к дороге. Не пройдя и километра, я успел сделать три остановки и почувствовал, что мой завод закончился. Что больше под этим весом я не в состоянии сделать ни шага. Спотыкаясь, надрал сухого папоротника, набросал его горкой на сфагнум, прилег рядом с собакой и сразу провалился в быстрый темный сон обессиленного солдата. Подхватился с осознанием того, что промедление убивает Герду, что я не имею права на отдых, не найдя нам кров, постель и чистую воду.

Но во сне, как это часто бывает, нашелся выход из ситуации, казавшейся тупиковой.

Я расстегнул рюкзак и начал жменями выгребать цинк. Выкидывал сотни серебристых патрончиков – запас, который гарантировал ночлег в поселениях на многие сны, – в грязь под ногами. Будем как птицы небесные, которые не сеют и не жнут и не собирают в житницы. Пусть дорога нас кормит. Деньги проваливались в мох, катились в заросли папоротника, под сухие ветки, образовали серебристое озерцо на тропинке. Вот кому-то повезет. Я избавлялся от того, что старательно собирал, готовясь к этому пути. Собирал, думая, что без цинка идти через темный мир невозможно. Расставаться с богатством надо быстро, чтобы не успеть начать жалеть об этом. Я вытряхнул больше половины оставшихся запасов, облегчив рюкзак на двадцать килограммов. В небольшом леске у дороги осталось около двух тысяч батареек. С собой мы взяли около тысячи: должно хватить на самое главное.

После этого я забросил полегчавшую тяжесть на горб, осторожно положил на плечи собаку и упругой походкой пошел вперед, ни разу не оглянувшись. На ходу поднял ружье, обтер приклад полой своего пальто, сбивая комья грязи и приставшую сухую листву, и забросил оружие за спину – у меня больше не было необходимости опираться на этот костыль. Герда держалась молодцом, балансируя при каждом движении, как настоящий цирковой эквилибрист. От ее лапы, которая маячила у моего носа, пахло тяжелой болезнью. Но теперь-то мы уже совсем скоро куда-нибудь доберемся.