Ночь борьбы

Бабуля решила, что я должна дважды обежать квартал, чтобы избавиться от своего мандража, но я сказала, что не стану этого делать, пока не прочитаю ее письмо. Она выхватила его у меня и сказала, что прочтет вслух. Я попросила бабулю сделать это дважды. В первый раз я буду слушать, а во второй – делать заметки.

– Очень хорошо! – сказала она. Она встала из-за обеденного стола и откашлялась. Вот что она прочитала:

«Тебе десять недель, ты размером с кумкват – какое красивое, грязно звучащее словечко, – твоя голова вдвое меньше тела, а руки прикрывают сердце. Защищают сердце, как будто мы в состоянии его защитить. Ты начинаешь пинаться. Если мне удастся подчиниться условиям своего домашнего ареста, мы с тобой освободимся из заключения одновременно, в середине июля. Будет жарко, ты будешь скользким от густой белой слизи и станешь кричать, и может быть, срать черной смолой, будешь как никогда напуган, здравствуй, ненадежный мир, и я буду рядом, а может, и не рядом, но твоя мать и, может быть, даже твой отец, pilgering weiter, будут рядом, а я буду на парковке, или в приемной, или в столовой, или в каком-нибудь темном кабинете, или в любом другом месте, где ждут бабушки, и я буду готова к тебе, малыш, мой обожаемый сообщник. Ты маленький, и ты должен научиться бороться».

– Спасибо, бабуля, – сказала я. – И еще разок, пожалуйста?

Бабуля откашлялась и снова прочитала письмо. Я делала пометки в своем новом блокноте. Когда бабуля закончила, она села и посмотрела на меня.

– Ну что?

Я попросила ее подождать минуту, пока я закончу свои заметки.

– Хорошо, – сказала я. – Спасибо. Это отличное начало! Однако мне любопытны несколько вещей.

Бабулин язык тела подсказал мне, что она делает вид, что переживает о том, что я могу сказать.

– Прежде всего, – спросила я. – Горд действительно размером с кумкват? И еще, что вообще такое кумкват? Кроме того, ты же не хочешь часто использовать грязно звучащие слова, не так ли? Потому что помни, бабуля, это письмо ребенку. Стоит ли упоминать грязные слова? Стоит ли выражать одобрение грязным словам в письме ребенку?

– А, – сказала бабуля. – Хм. Я это обдумаю.

– Спасибо, – сказала я. – Кроме того, возможно, ты могла бы уточнить, почему слово «кумкват» является грязным. И, конечно же, как я уже упоминала, объяснить, что это такое. На забывай про своих читателей, хорошо, бабуля? В данном случае про младенца.

– Ага, точка зрения принята! Сделаю, спасибо, – сказала бабуля.

– О, и еще, насчет десяти недель, – сказала я.

– Да?

– Это правда, что голова вдвое меньше тела?

– Ну, – сказала бабуля, – во-первых, Горду уже намного больше, чем десять недель, так что со временем тело начнет расти быстрее, чем голова, и все станет более пропорциональным.

– Потому что кому же захочется рожать монстра.

Я представила, как мама кричит: «Что это за хрень? Вы что, блин, шутите?» – сразу после того, как ей покажут Горда в больнице.

– Во-вторых, – сказала я, – я внимательно просмотрела свои записи. – Я улыбнулась, чтобы бабуля не волновалась. – Я ценю это твое сравнение домашнего ареста и заключения с запертым в утробе матери Гордом, но можно задать тебе вопрос, бабуль?

– Конечно-конечно.

– Разве ты под домашним арестом?

– Нет-нет, конечно, нет, – сказала бабуля.

– Потому что это письмо, – сказала я. – Обычно письма соответствуют действительности.

– А, – сказала бабуля. – Да. Тут ты права. Обычно соответствуют.

– Думаю, можно немного преувеличить, – сказала я бабуле, – особенно если в том, что ты говоришь, есть доля правды.

– Ну, – сказала бабуля, – в каком-то смысле я сравнила пребывание под домашним арестом с процессом старения.

Я остановилась и пристально посмотрела на бабулю. Она пристально посмотрела на меня. Я несколько раз моргнула:

– Достаточно справедливо. Вопрос снимается.

Бабуля, казалось, была очень рада этому.

– Но опять же, – добавила я, – всегда помни про своего читателя. Не стоит заменять ясность изложения изящными сравнениями.

– Да, – сказала бабуля. Она кивнула. – Ты права. Спасибо.

– Потому что, – продолжила я, – далее ты упоминаешь, что ты и читатель письма выйдете из заточения в одно и то же время. В середине июля.

– Да, – сказала бабуля. – Все правильно.

– Но если твое заключение – это, как ты объяснила, процесс старения, который ты сравниваешь с пребыванием под домашним арестом, и он тоже подходит к концу в середине июля, то о чем именно ты говоришь? Что в середине июля родится Горд и что в середине июля ты перестанешь стареть? Что именно это означает?

Бабуля улыбнулась мне. Она положила свою руку на мою.

– Ах, – сказала она. – Я вижу, к чему ты клонишь.

Она встала из-за стола, подошла к тому месту, где я сидела, и обняла меня. Она погладила мое сердце.

– Нет, Суив, – сказала она, – я не собираюсь умирать в середине июля. Или в ближайшее время!

Я обняла бабулю. Я не могла ее отпустить. В конце концов, мне пришлось, потому что я знала, что ей нужно сесть, что-нибудь уронить и отдышаться.