Ночь черного хрусталя

- Это нервы, только нервы, - сказал Граве. - Конечно, вы имеете дело с больными, а вот я с вами не могу согласиться. За последние десятилетия человечество выиграло великую битву - против ракет и ядерных головок. Мы победили без крови. И это настолько грандиозно, что на то, что вас беспокоит, я смотрю как на относительно мелкие неприятности.

- То была первая холодная война, - сказал Милов. - А сейчас мы вступили во вторую, и она будет посложнее. Потому что тогда воевать приходилось в основном с предрассудками, амбициями политиков и военных, ложными понятиями престижа, просто упрямством, порой - тупоумием, интересами военной промышленности; но тут можно было победить, потому что в глубине души все были согласны с самого начала: уж очень конкретной выглядела смерть. Как в авиакатастрофе: если вы падаете с неба - надежды не остается. Вот мы и выиграли. А сейчас идет та же самая битва за выживание. Но только если там враг был конкретен, я говорю не о пресловутом «образе врага», а о враге всеобщем: оружии, которое можно было при случае увидеть и потрогать, и если тот враг был не в нашей повседневной жизни, а вне ее - мы не катались на ракетах и не ели ядерные заряды, - то сейчас все неопределенно, опасность не концентрируется на десятке или сотне военных баз, она в нашем гараже, холодильнике, тарелке, стакане - она везде. И поняв это, человек хочет возвращения к первозданной чистоте воздуха, воды, пищи - но еще не согласен жертвовать ради этого всем комфортом, и пока он торгуется со смертью - процесс идет…

- Не согласен, - решительно объявил Граве. - Не могу признать, что мы ничего не сделали для устранения опасности. Да вот хотя бы: супруг доктора, господин Рикс, человек у нас весьма уважаемый и не раз оказывавший стране услуги, не получил разрешения правительства на создание тут, у нас, какого-то своего предприятия - оно оказалось неэкологичным, и парламент… Впрочем, доктор наверняка знает все это значительно лучше меня.

- Ничего я не знаю, - сказала Ева, нахмурившись, - и не желаю знать, мы занимаемся каждый своими делами… Видите, мы снова пришли к разговору о смерти; однако это будет уже не падение с высоты, это будет рак, и та его форма, которую излечивает только нож. Рак - это не только Лестер, это и мы с вами, Граве, и еще миллионы умных, образованных, деятельных людей. Мы упустили миг, когда цивилизация из доброкачественной начала перерождаться в раковую.

- Вот именно, - подхватил Милов. - А ведь если больной понял, что у него - скверная опухоль, и хирурга нет - он согласится, чтобы ее хоть топором удалили, и пусть это сделает хоть дровосек - иначе смерть… И вот процесс понимания этого шел достаточно давно, и ему помогали - журналисты, парламентарии, гуманисты, проповедники…

- Уж лучше бы они молчали, - вздохнул Граве. - Конечно, свобода печати - великая вещь, однако порой…

- Наоборот: надо было договаривать до конца. Кричать: рак не проходит от аспирина! Мы гуманно предупреждаем каждого курильщика: гляди, парень, наживешь себе рак легких! Но курить не запрещаем: насилие над личностью, да и все же доходная статья… Точно так же пытались предупредить человечество - но никто не попытался что-то сделать всерьез. Очищение? Но сигарета с фильтром не становится безвредной, верно? Курильщик скажет вам: бросить трудно, привычка, потребность… Так же и человечество: оно привыкло, у него есть потребность во всем, что дает современная цивилизация. Но ведь и наркотик становится потребностью! Так что если в результате начинаются серьезные осложнения или, как теперь любят говорить, непредсказуемые события - хотя на самом деле они легко предсказуемы, - то единственное, что можно сделать, это выбрать: на чьей ты стороне.

- Как легко рассуждать, господин Милф, - сказал Граве холодно, - когда горит дом соседа… Интересно, а что бы вы сделали, происходи это у вас дома?

- Я был бы с теми, кто за жизнь, - сказал Милов, - жизнь ценой комфорта, а не наоборот. Я не из самоубийц. И думаю - вы, господин Граве, тоже. Хотя - вы ведь не верите, что здесь, у вас, может происходить что-то серьезное…

Граве помолчал.

- Видимо, автобуса не будет, - сухо произнес он затем. - Что же, идемте. К сожалению, мы потеряли немало времени.

- Пешком в город? - воскликнула Ева. - Даже если мы и дойдем, то в лучшем случае к вечеру…

- Важно дойти до перекрестка, - сказал Граве. - Тут мы в стороне, но между Центром и городом какое-то движение наверняка существует: остановим первую же машину…

- Дан, придумайте что-нибудь, - сказала Ева. - Понимаете, я все-таки ухитрилась стереть ноги на этой дороге и не знаю теперь…

- Все очень просто, - сказал Милов. - Вы вдвоем оставайтесь здесь пока. Я доберусь до перекрестка и первую же попавшуюся машину пригоню сюда.

- Вы полагаете, водитель согласится? - на всякий случай спросил Граве.

- Я его очень попрошу, - сказал Милов. - Так, чтобы он не смог мне отказывать.