Ночь с Достоевским

Сегодня в 4 часа приехала, в 5 была у М. Выходя из кареты, я спросила извозчика, сколько ему нужно заплатить (хотя и знала, что 2 франка). Он сказал 2 франка, я отдала, но он вдруг сказал, что 21/2. Ни слова не говоря, я отдала остальные. Он внёс мой сак на двор (чего извозчики здесь не делают) и старался мне услужить, ему как будто было совестно. Я стучалась у М., когда все ещё спали, хотя было 5 часов. М-ме Р. меня хлопотливо встретила, спрашивала, не хочу ли я чего есть и пошла убирать мою постель, завтрак мой она принесла ко мне наверх и вообще очень около меня хлопотала.

Вся эта приязнь за какую-нибудь, подаренную мною ей, старую юбку… Бедные люди! Теперь, сходя вниз за чернилами, я встретила Каtherinе. Она обязательно спросила, не чернил ли мне нужно, и взялась достать, я согласилась, имея в виду подарить ей, когда придёт ко мне, запонки, что я приготовила в Неаполе. Катерина была в восторге от запонок и тут же просила меня всегда во всем к ней обращаться. Бедные, бедные люди!

На дороге, на корабле, в самом Неаполе мы встретили Гер[цена]*) со всем семейством. Ф[ёдор] М[ихайлович] меня представил, как родст[венницу], весьма неопределённо. Он вёл себя со мной при них как брат, даже ближе, что должно было несколько озадачить Г[ерцена]. Ф[ёдор] М[ихайлович] много говорил ему обо мне и Г[ерцен] был внимателен. С мол[одым] Г[ерценом]**) я тоже говорила. Это какой-то отчаявшийся юноша. Я, говоря о моих загр[аничных] впечатлениях], сказала, что везде нахожу более или менее гадость, а он доказывал, что не более и менее, а везде одинаково гадко. Во время моего разговора с ним, Ф[ёдор] М[ихайлович], когда я была одушевлена, прошёл мимо и не остановился, я подозвала его, он обрадовался.

*) Знакомство Достоевского с Герценом состоялось 5 октября 1846 года в Петербурге в квартире И.И. Панаева (см. письмо Герцена к жене, Герцен, собр. сочин., ред. Лемке, том IV, стр. 423). В первых числах июля 1862 г. Достоевский провёл с неделю в Лондоне, встречаясь всё время с Герценом; тогда-то они, по-видимому, и сошлись довольно близко. См. письмо Герцена к Огареву от 17 июля 1862 г.

**) Молодой Герцен, Александр Александрович (1839—1906), – известный физиолог, ученик Карла Фогта. С 1877 г. он был профессором физиологии во Флоренции, с 1881 г. – в Лозанне. В это время (в 1863 г.) он уже был законченным учёным и производил свои известные исследования о задерживающих центрах мозга; через несколько месяцев вышел уже его первый груд «Les centres, moderateurs de l’aсtcion reflex» (Турин 1864 г.); на русском языке имеется его «Общая физиология души» (Петербург, 1890 г.).

Молодой Г[ерцен] сказал, что зимой будет в Париже и придёт ко мне, спросил мой адрес, но прибавил, что узнает его от Б. (фамилия нераборчива). Я рассказала Ф[ёдору] М[ихайловичу], тот мне посоветовал дать адрес, чтоб таким образом больше показать внимания. При прощаньи (в Ливорно), я дала Г[ерцену] адрес. Ф[ёдор] М[ихайлович] провожал Г[ерцена] и был у них в гостинице. Возвратясь, он неспокойно сказал, чтобы я ему непременно написала, если у меня будет Г[ерцен]. Я обещала. Вообще он ничего не говорил со мной о

молодом Г[ерцене], но, когда я первая довольно легко заговорила, он продолжал и отозвался не совсем в его пользу. Ещё он мне сказал, что у Г[ерцена] увидал мою карточку, которую я дала ему с моим адресом. На ней была записана А[лександром] фраза отца: «С одним рассудком люди не далеко бы ушли».

В день отъезда из Неаполя мы с Ф[ёдором] М[ихайловичем] поссорились, а на кор[абле], в тот же день, под влиянием истречи с Г[ерценом], которая нас одушевила, объяснились и помирились (дело было из-за эмансипации женщин). С этого дня мы уже не ссорились; я была с ним почти как прежде, и расставаться с ним мне было жаль.

Сестра пишет, что нет возможности, оставаться в академии от пошлых выходок студентов и просит узнать, можно ли слушать лекции в Париже. Кажется, будет можно. Да, ещё об этом узнаю от М-еur Эмиля. М-еur Эмиль оказывается серьёзным молодым человеком, а я-то прежде какую – к нему имела…

Тотчас по приезде домой, я хотела спать, легла, но не могла заснуть. Мысли были как-то смешаны, но мало-помалу они определились… Я напомнила то, как оставляла Париж… Я думала, и какие-то надежды приходили в голову против воли, надежда уязвить, отмстить, или в ней было что другое… Сердце страдало и требовало своей доли, убеждая, льстя. О, как оно, ныло, как вертелось! Я пошла гулять и очутилась на St. Denis и около St. Аndre Des Artes. Бедное сердце, к чему лукавить? Возвратясь домой и, придя в мою комнату, я тотчас заметила на полу пятно – след сожжения бумаги в день, как в последний раз видела его.

Париж мне кажется решительно отвратителен.

Октябрь 27.