Ночь с Достоевским

Мне хочется быть ближе к природе. Она одна всех награждает одинаково, никому не отказывает в своих дарах. Хотелось мне поселиться на берегу моря, чтоб было грандиознее.

Моntagnard был несколько озадачен моим решением. У[тин] немножко тоже. Лейб-медик принял совершенно равнодушно, но после двух положительных напоминаний моих об отъезде, спросил: «Неужели в самом деле Вы едете?». Вот вопрос! Каламбур что ли я буду строить с ним. Алхазов радовался за меня, моему…*)

21 января.

Вчера обедала в Ноtel fleures. Рассказывали о женщине, удавившейся: подробности объясняли, как была затянута веревка. «Кто это её так затянул, вероятно, её муж», – заметила М-ме Верней.

Сегодня мне были медицинские истязания. Я стала советоваться с лейб-мед[иком], куда лучше ехать, и сказала о Исп[ании], Валенции. «Поезжайте в Валенцию, – сказал он, – и я думаю туда ехать. Вам только стоит мне написать». Я была озадачена. «Это роскошь», – сказала я, чтоб сказать что-нибудь. Потом, не обращая много внимания на его предложение приехать, перевела разговор на другой предмет – предложила ему быть моим лейб-медиком из прекрасного далёка. Он согласился и предложил мне дать рекомендательное письмо к доктору.

Он предложил мне урок через несколько часов, но, придя, предложил отложить урок, найдя меня довольно слабою.

После его ухода [я думала] о грандиозной прогулке в Испанию…

26 января.

Вчера был лейб-медик, давал урок, по обыкновению, болтали. Я ему, показывая портрет Катеньки, сказала: «Вот кто хорош». Но ему не очень понравился, он сказал, что его идеал красоты женской – Венера Милосская. Я сказала, что она выражает чувственность. Он не находит этого, говорит, что она такая гордая.

Третьего дня вечером, возвращаясь от обеда, я вздумала о Плантаторе и захотела спросить, там ли он живёт, для этого решилась пойти в дом, где, мне говорили, он живёт. Я повернула от Одеона к улице Rasine. По улице Соrnеl я встречаю его с какой-то дамой. Было тут очень темно, и я сомневалась, он ли это. Я обернулась несколько раз, и он обертывался. Когда в последний раз обернулась, он стоял с этой дамой. Сердце моё билось неистово, я перешла улицу и вошла на ступени Одеона. Под сводами, где обыкновенно продаются книги, было темно. Я пробиралась, как вор, чтоб стать напротив его и следить за ним. В это время он с той же дамой перешёл улицу и пошёл под сводами с той стороны, где продаются газеты, и где было освещено. Я невольно шла за ним и следила его в толпе издали. Он шёл всё далее и далее по улице

*) Запись от 21 января 1861 г. так и обрывается на полуфразе.

Vaugirar, я всё шла за ним. Я ещё сомневалась, он ли это, около Люксембурга я его догнала и шла шаг за шагом. Мне хотелось видеть в лицо его даму, но не удалось. Я заметила только, что она блондинка. Он мало с ней говорил, с ними шёл ещё какой-то господин, он шёл со стороны Плантатора. Я ничего не могла слышать из их разговора. Подходя к улице М., Плант[атор] обернулся. Тут я хорошо его увидела. Он должен был меня заметить, но не знаю, узнал ли, не думаю этого; он обернулся без всякой внешней причины (по силе магнетизма, что ли?). Я немного отстала. Стыд и горе охватили меня. Я не знала, идти ли дальше или вернуться. Я остановилась, [но] какая-то сила влекла меня вперёд, я пошла. Но куда, зачем идти? Я снова остановилась, увидя, что прохожие этой большой улицы смотрят на меня. – М-еllе, чего вы ищете? – спросил меня какой-то мужчина. – Убирайтесь, оставьте меня в покое, – отвечала я резко.

Я повернула в темную улицу М. и потом вернулась домой. Моя первая мысль была идти в Ноtel du Med[ecin] и узнать наверное, там ли он живёт, но я как-то не решалась идти одна и потому отправилась к граф[ине], надеясь найти там Утина, или даже просить самого Салиаса проводить меня.

Я была страшно взволнована, глупо как-то говорила и сказала, наконец, что иду домой. Усов предложил подождать немного и идти вместе, но я отозвалась, что нужно идти сейчас. Гр[афиня] просила Усова остаться, говоря, что я могу дойти одна, так как только 9 час., но я сказала, что я желаю именно, чтоб меня кто-нибудь проводил немного, что потом можно вернуться тому. Утин вызвался настоятельнее. Я старалась быть покойна, как только могла. – «Отчего вы хотите, чтобы вас немного проводили?», – спросил он. – Так, мне нужно зайти в одно место. Мне нужно узнать адрес одного господина, – отвечала я небрежно и стала говорить о его повести, о моём отъезде.

Он стал спрашивать, кто этот господин, я отвечала уклончиво, и он вскоре стал мне говорить, что я делаю глупости пр. Мы, однако, зашли в этот дом. Он не хотел спрашивать, я должна была спросить сама.

– Такое имя здесь неизвестно, – отвечал мне хозяин довольно грубо.

– Ну, что взяли? – спросил меня У[тин].

– Ничего, завтра буду знать, – отвечала я. Потом он опять меня бранил, я оправдывалась и говорила ужасный вздор очень живо.

– Вы ужасно взволнованы, – сказал он мне.

– Да, – отвечала я и вдруг прервала разговор, оставила его руку и пошла прочь.