Ночь Саммерсенда

– Все не так плохо, как кажется, – кричит Кловер с подъездной дорожки, где она стоит с лошадьми. – У нас есть план.

– Ох, какое облегчение, – бормочет Флоренс. – Я не могу дождаться, чтобы послушать его.

Ариен следует за нами внутрь. Он закрывает дверь, снимает промокший от дождя плащ. Флоренс отпускает меня, делает шаг назад, чтобы снова осмотреть. Она хмурится, устало вздыхает. Затем, проведя рукой по волосам, она идет вперед, на кухню.

Ариен медлит позади, его плащ все еще перекинут через руку. Он роется в карманах. Достает еще один пузырек с успокоительным. В тусклом свете того места, где мы стоим, в вестибюле, похожая на кровь жидкость внутри флакона почти черная.

Он забирает завернутую раму из моих рук. Вкладывает мне в руку пузырек.

– Вот. Выпей это, а потом иди и приляг, пока не потерял сознание. Я все расскажу Флоренс.

Двадцатая глава. Роуэн

В моей комнате время проходит медленно, наполненное кошмарными видениями. Клыки, тени и когти. Тернистая тьма. Расколотый силуэт иконы, нарисованной Ариеном. Лета, скрытая тенями, словно вуалью. Голос, который зовет меня из места, до которого я не могу дотянуться. Будь в холоде, будь во мраке, позволь себе затеряться.

Когда я просыпаюсь, мне жарко. Я насквозь пропитан лихорадочным потом. Сажусь, снимаю свою грязную рубашку и бросаю ее на пол. Мои волосы собраны в пучок, а некоторые пряди прилипли к лицу. Я провожу по ним пальцами, распутывая самые запутанные из них. Завязываю их обрезком ленты.

В мою дверь раздается стук, заставляющий меня вздрогнуть. Я поднимаюсь на ноги. Пересекаю комнату, двигаясь неустойчиво. Когда я открываю дверь, за ней вижу Ариена. В одной руке он бережно держит свернутый холст. Он смотрит на меня и бледнеет. На моей обнаженной груди яд превратился в чернильные лужи под печатями. На моих руках еще одна полоса толстых черных отметин на каждом пальце. На этот раз над костяшками пальцев.

– Выглядишь ужасно.

– Флоренс уже говорила мне об этом, – я начинаю смеяться, а затем смех переходит в прерывистый кашель. Я тянусь к готовой иконе. Мои пальцы запятнаны кровью. В замешательстве я дотрагиваюсь до своего горла. Понимаю, что шрамы там снова открылись.

– Агх, – вздыхаю я. – Подожди здесь минутку.

Я подхожу к умывальнику. Наполняю раковину чистой водой. Тщательно мою руки, затем отжимаю ткань и прижимаю ее к горлу, пока шрамы не перестают кровоточить.

Я наклоняюсь над комодом. Упираюсь локтями в дерево, прижимаюсь лбом к зеркалу. Делаю тяжелый вдох, от которого запотевает стекло.

– Она немного размазана, – извиняющимся тоном говорит Ариен. Мне требуется мгновение, чтобы понять, что он говорит об иконе. – Над ней следует работать месяцами. Наносить слой краски, дожидаться его высыхания, и только потом наносить следующий. Но… ладно, ты сам все увидишь.

Я роюсь в своем комоде и достаю чистую рубашку. Протискиваюсь в нее, ткань прилипает к моей все еще влажной коже. Затягиваю шнурки на воротнике и иду обратно через комнату.

– Я уверен, что все будет хорошо. Мы не пытаемся создать святилище для Леди. Это просто… Лета.

Ариен затихает. Осознание серьезности того, что мы делаем, давит на меня. На нас обоих. Как будто в первый раз. Странно, как это, после всего – яда, видений, того последнего отчаянного момента в Вейрском лесу – стало реальностью. Осознание того, что Виолетта Грейслинг, с ее покрытыми шрамами коленями и растрепанными волосами, с ее идеальной предрасположенностью к катастрофам, сродни… богине.

Ариен смотрит на холст. Он перекладывает его из одной руки в другую.

– Как ты считаешь, куда нам лучше поместить икону? Не… в гостиной?

Я качаю головой при мысли о глухой закрытой комнате. Пятнах крови на полу. Представляя новую икону, установленную перед двойным алтарем, у меня сводит живот.

– Нет. Не там.

– А как насчет… – Его взгляд скользит к окну. К склону, уходящему вверх от дома, покрытому голыми деревьями. Мое окно выходит в сторону от сада, на озеро. Но я знаю, о чем он думает.

– Да. – Я делаю паузу. У меня сдавливает грудь, и мне трудно говорить. – Это гораздо более подходящее место.

Ариен ждет, пока я зашнуровываю ботинки. Надеваю свой плащ, он все еще мокрый после дождя. Застегиваю пряжки на шее. Натягиваю капюшон на волосы. Мы спускаемся по лестнице в тишине.

Флоренс и Кловер ждут на кухне. Кловер держит в руках деревянную раму, созданную Теей, теперь уже развернутую. Когда мы входим в комнату, Флоренс подходит ко мне. Она поправляет воротник моей рубашки. Заправляет выбившуюся прядь волос мне за ухо.

Положив руки мне на плечи, она оглядывает меня с ног до головы. Взгляд стал серьезным.

– Ты уверен, что хочешь это сделать?

– Да, Флоренс, – говорю я. – Я уверен.

Она держит меня еще мгновение, затем отпускает. Я выхожу в сад, за мной следуют остальные. В воздухе стоит густой туман. У Флоренс есть фонарь, но его свет почти не рассеивает мрак. По мере того, как мы продвигаемся вперед, все теряется под белым саваном.