Ночь Саммерсенда

Время Харвестфолла уже почти подходит к концу. Скоро исполнится полгода с тех пор, как Лета приехала в Лейкседж. Почти два года прошло с тех пор, как утонул Элан. Еще больше времени – с тех пор, как в ночи Подземный Лорд забрал мою мать. С тех пор, как я проснулся и обнаружил своего отца мертвым на берегу озера.

И даже дольше с момента моей собственной смерти. Когда я провалился под воду. Когда я дал обещание, которое все изменило.

Мы пересекаем тропинку. Туман рассеивается, когда мы добираемся до сада, чтобы открыть ворота. Я запер его в тот день, когда ушла Лета. Но держал ключ в кармане. Все еще перевязанный лентой, на которой она его носила вокруг шеи.

Я достаю его. У меня трясутся руки. Мне требуется мгновение, чтобы прийти в себя. Чтобы вставить ключ в замок. Затем я открываю ворота и захожу внутрь.

Осень отметила остальную территорию поместья. Но сад Леты – это мир, ставший серым. Сломанные ветви, безлистные стебли, заросли терновника. Голую лужайку пересекает черный шрам. А в самом центре – поваленное дерево. Расколотое почти пополам, ствол запятнан Гнилью.

Это место – сердце всего, что я потерял. Где я сидел с Летой и наблюдал, как она колдует, в тот первый раз. Где я держал ее, когда она плакала, и я видел ее шрамы. Где я позволяю себе надеяться, что все, к чему я прикасался, не будет разрушено.

Где я стал монстром. Хотел уничтожить все, что любил.

Ариен выдвигает холст вперед. Кловер помогает ему поместить его в раму. Они устанавливают икону на покрытый шрамами ствол упавшего дерева. Флоренс ставит свой фонарь рядом с ним. Свет от пламени очерчивает импровизированный алтарь, раскинутые ветви над ним.

– Ох, Ариен, – выдыхает Кловер с тихим благоговением. – Она так прекрасна.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки. Пересиливаю себя. Прекрасный – не то слово для этого странного, мрачного портрета. Эскиз, который нарисовал Ариен, превратился в размытое, абстрактное, идеальное изображение.

Это Лета. Очерченная гребешками мрака, которые могли быть тенями или кружевом. Словно платьем, которое она в последний раз надевала на наш последний ритуал. Ее лицо отмечено бледным в центре изображения. Изгиб ее подбородка. Угол ее скулы. Размывание темной краской, чтобы подчеркнуть ее опущенный взгляд. Ее волосы – яркое пламя.

Она – сказочное существо. Немного больше, чем сон. Но это она, все еще она.

Наконец мне удается заговорить.

– Она безупречна, Ариен.

Он кивает, сжав губы, в глазах стоят слезы. Он нерешительно касается моей руки.

– Ты хочешь, чтобы мы остались?

– Нет, – поспешно произношу я. – Мне нужно сделать это в одиночку. Подождите там, а я… я позову вас позже.

Никто из нас не произносил этого вслух. Как будто это заклинание, которое разрушится, если мы произнесем эти слова. После того как я верну ее.

Флоренс смотрит на меня с серьезным выражением лица. Она вкладывает мне в руки свечу и зажигалку. Затем она обнимает Ариена за плечи. Я смотрю, как они идут обратно через сад. Осторожно пробираясь по раздробленным камням тропинки.

Кловер на мгновение задерживается. Она бросает взгляд на алтарь. Затем поворачивается ко мне. Пристально смотрит мне в глаза.

– Я скучаю по ней, Роуэн. Но обещай, что ты не пострадаешь.

– Обещаю.

Кивнув, она направляется к воротам. Обхватив себя руками от холода. Одаривает меня легкой, ободряющей улыбкой. Выходит через ворота. Закрывает их.

Я остался один. Все внезапно затихает. Я делаю вдох. Чувствую перемещение и скольжение тьмы по печатям.

Я ставлю свечу, которую дала мне Флоренс, у алтаря. Осторожно зажигаю ее. Загораживаю ладонью фитиль, чтобы защитить пламя от ветра. Затем поднимаюсь на ноги. Иду к беседке под гранатовым деревом.

Это единственная часть сада, оставшаяся не тронутой Гнилью. Земля покрыта опавшими листьями. Но несколько золотых лоскутков все еще цепляются за ветви. Окружая последний спелый плод. Он расколот, с малиновыми семенами. Я откручиваю его от стебля.

Вернувшись к алтарю, я опускаюсь на колени. Движения кажутся такими отработанными, знакомыми. Но у меня трясутся руки. Я едва могу развернуть нож. Сначала я разрезаю фрукт. Затем свою ладонь. Не получается сделать достаточный порез. Рана от него недостаточно кровоточит. Второй причиняет боль.

Я должен был бы привыкнуть к этому. Я делал это так много раз. Но ни один ритуал или обряд никогда не казался таким жизненно важным, как этот. Заклинание, девушка, любовь, призванная из мрака.

Я стискиваю зубы. Прижимаю лезвие к своей коже. У меня вырывается шипение. Я прикусываю язык, сдерживая звук. Слезы боли наполняют мои глаза, когда я провожу ножом взад-вперед по ладони. Я режу и режу. Пока в центре моей ладони не остаются глубокие раны.

Почерневшая кровь сочится между моими пальцами.

Я беру разрезанный пополам плод и вдавливаю его в землю. Я закрываю глаза. Я знаю, что должен что-то сказать. Песню, литанию. Но никакие слова не подходят. Все, что я могу сделать, это пробормотать ее имя.

– Виолетта. Виолетта. Виолетта.