Ночь, сон, смерть и звезды

Джессалин уже с трудом слушала болтовню собеседницы, воспринимавшуюся скорее как постукивание ногтями по столешнице.

– Джесамин, у вас есть семья? Дети?

Она не стала ее поправлять. Не все ли равно, как Риса ее называет.

– Они взрослые, – ответила она дерзковатым тоном в надежде прекратить допрос.

– Кто бы сомневался! Нам уже поздновато заводить детей.

Кажется, она так пытается ей польстить. На вид она лет на десять моложе.

– А внуки?

Джессалин покачала головой.

Ну вот, бабушка Джесс уже отказывается от своих внуков? Она представила себе, как Беверли глядит на нее с осуждением, не веря собственным ушам. Какое предательство!

Говорить о внуках с незнакомкой… с подобающим в таких случаях воодушевлением и гордостью… нет, это выше ее сил. Не надо ей показывать фотки улыбающихся чужих внучат, и она придержит фотки ее собственных.

Риса засмеялась и понизила голос:

– Счастливая вы, Джесамин! У меня внуки ужасные зануды, и они дорого мне обходятся. Один – такой маленький, избалованный начальник, и второй такой же. Мои дочери… у меня их две, причем одна без мужа, а это, скажу я вам, сплошные расходы… считают, что я их должница… только потому, что они родили мне внуков. – Риса нахмурилась и взяла паузу. В глазах появилось хитрое выражение: сейчас скажет что-нибудь остроумное. – Можно подумать, они панды и рождение детеныша – это подвиг.

Джессалин неуверенно хмыкнула. Блондинка явно старалась ее развеселить, и было бы нехорошо никак на это не отреагировать.

– Я шестьдесят шесть лет в браке. – Риса засмеялась и покачала головой. – Есть такое ощущение. – Она взяла паузу, как эстрадный артист перед домашней заготовкой. – С одним человеком. Даже за убийство с отягчающими обстоятельствами не дают такие сроки. По крайней мере, белому человеку.

Словно вдохновленная реакцией слушательницы, Риса поведала ей по секрету, что они с мужем не занимались любовью «в заметных проявлениях» последние одиннадцать лет, если не дольше.

– Я не вела точный подсчет.

На этот раз Джессалин прыснула по-настоящему. Она не смеялась с октября прошлого года.

А как ты можешь смеяться в безнадежной ситуации?

Наконец им принесли еду. Суп-пюре из спаржи в чашках, пирамиды из салатов на тарелках. Молодой ухмыляющийся официант в сандалиях на босу ногу годился им не то что в сыновья, а во внуки.

Аппетита ни та ни другая не нагуляли. Джессалин пожалела, что заказала это густое варево, налипавшее на ложку, точно паста.

– Официант? Еще бокал вина, пожалуйста.

– Да, мэм.

– Хер тебе, а не мэм! Твое дело принести вино… два бокала.

Официант перестал ухмыляться и в шоке отбыл. Джессалин не поверила своим ушам и решила, что ей это послышалось.

Она выпила все до дна! Как такое могло произойти?

Уайти жаловался на то, что его дражайшая супруга практически непьющая. А какое удовольствие пить дома в одиночку?

Неудивительно, что они выбирались в рестораны вместе с пьющими людьми. И довольно часто.

Уайти пришел бы в ужас, узнав, что его бесценные виски и джин вылили в раковину. Но вдова боялась держать рядом такое смертоносное лекарство.

Пригоршня таблеток снотворного, полбутылки виски… и прощайте!

А тем временем Риса острила по поводу их колец.

– У вас, Джесамин, чу́дные колечки. У меня тоже ничего.

– Да… красивые.

Риса выставила вперед левую руку, которая слегка дрожала. Ее обручальное кольцо представляло собой большой квадратный бриллиант в обрамлении из старого золота, в пандан к свадебному кольцу.

– Что еще нам нужно от колец? Чтобы они кому-то влетели в копеечку. – Риса от души расхохоталась. Тыльная сторона ладони вся в венозных жилках и мелких морщинках.

На эту шутку Джессалин не отреагировала. Тогда Риса подалась вперед и спросила ее в лоб:

– Так чем, вы сказали, занимается ваш муж?

– Я… я не говорила.

– И чем же?

– Он… пенсионер. Всю жизнь занимался семейным бизнесом, а потом… решил отойти от дел.

– Вот это была ошибка! Зря вы ему позволили. Мужчина, которому больше некем командовать, начинает хандрить.

Джессалин хотела возмутиться. Муж никогда ею не командовал. И он никогда не хандрил.

– Вы сказали, что ждете мужа? Что, он должен здесь с вами встретиться?

– Со мной?.. Нет. – Она уже не помнила, что сказала блондинке. – Мы… я думаю, что мы с ним скоро встретимся.

– Он приезжает в Датчтаун? Вы нас познакомите?

– Нет! То есть… мы встречаемся через несколько часов… отпраздновать годовщину.

– Как мило. Годовщина – это сколько?

– Тридцать восемь.

– Тридцать восемь. Это оловянная свадьба. Нет, пенопластовая.

Джессалин нахмурилась – не смешно. Бокал вина в руке задрожал.

– Мы ждем… нам должны сказать… разрешат ли мне пожертвовать костную кровь. Костный мозг. Хватит ли у него сил для операции. И мне тоже.

Джессалин говорила очень тихо, едва слышно. Столь неожиданные слова вырывались у нее изо рта с ощущением сухости и резкой боли.

Риса вытаращилась на нее. Только сейчас Джессалин заметила тоненькие шрамы у корней волос блондинки, вроде запятых. А сами корни темные, матовые, как будто сквозь скальп просачивается черная душа.

– О-о-о. Какая вы смелая.