Ночь, сон, смерть и звезды

Она уже репетировала следующие реплики: Не переживайте! То, что мой муж пока не пришел, еще не значит, что его нет. Вообще-то, он сейчас в Австралии…

В каком-то смысле она его предала, вырвавшись из семейного пристанища.

Зато теперь отчаянно стремится обратно.

Но есть проблема с легкими. Особенно в связи с неожиданной майской жарой. Уайти такой проблемы не знал. Где бы ее муж ни находился, он не задумывался о том, как кислород попадает в его легкие.

А вот ей в доме не хватало воздуха. Почему она и оказалась в сельской местности вдалеке от Хэммонда. Вдова, находящаяся в движении и пока не достигшая конечной точки, не поддается определению – как лицо под водой.

Фермерский рынок был не такой уж плохой идеей, но слишком уж много всего она набрала. Желание купить то и это, раздать деньги, увидеть радость на лицах продавцов, заретушированных дождем.

Уайти любил траты, оставлял щедрые чаевые. Цитировал – Хемингуэя? – «делать людей счастливыми легко, просто не жалейте чаевые».

Посещение харчевни – невинная ошибка. До чего же красивы длинные пологие холмы северного графства. Покинутые фермы, брошенная утварь, остовы автомобилей и грузовиков во дворах. АУКЦИОН ТОВАРОВ – билборд перед въездом в Датчтаун. Новые дома с серым сайдингом, «ранчо» и дома с двускатной крышей. Грузоперевозчики, аренда траков. Конец мая, пора продажи домов. Попытки начать новую жизнь, обзавестись гарнитуром и кухонными рабочими столиками со столешницами из огнеупорной пластмассы, почувствовать под ногами полы из твердой, еще не ободранной древесины. От всего этого у вдовы разрывалось сердце.

Она вела машину, не ведая усталости. Не думая, куда едет. Подгоняемая нетерпеливыми водителями, нарушающая скорость, делающая рискованные повороты. В прежней жизни она не позволяла себе ничего подобного.

Мама, господи, как тебя туда занесло!

Что сказал бы папа?

– Я не хочу проникаться жалостью к себе.

(Кому она это сказала? Себе самой? Уайти?)

Именно здесь, в харчевне «Зёйдерзе», Уайти сказал ей с воодушевлением и с некоторым испугом, что первый год работы «Маккларен инкорпорейтед» принес дивиденды, превзошедшие самые оптимистические ожидания.

Уайти Маккларен, конечно же, не был оптимистом. Его ближайшее окружение знало, что он пессимист. Это было видно по его игре в покер. Но пессимист способен изображать из себя оптимиста лучше, чем кто-либо, ведь от него ничего не ждут.

Постепенно отсекая множество мелких клиентов и культивируя немногих богатых и престижных, в основном фармацевтические компании, он вел собственную фирму к процветанию. Во всяком случае, так казалось.

Когда ты съезжаешь на лыжах с крутого склона, ты рискуешь свернуть себе шею, говорил Уайти с ухмылочкой. Но вместо этого тебя награждают аплодисментами.

Она пыталась возражать. Зачем нам быть богатыми? Мы хотим быть счастливыми.

В тот день у нее промелькнуло подозрение, что она беременна. Это будет крупный ребенок, семь фунтов, настоящий здоровяк, и они его назовут Томом в честь одного из любимых братьев Уайти, бессмысленно погибшего молодым во Вьетнаме.

– Хоть бы одна дверь или окно. Так нет, сплошная стена.

Кому она это сказала? Уж точно не мужу, который не любил высокопарностей.

Где бы она, вдова, ни оказалась, всюду ее сопровождало одиночество.

Скрипят мельничные жернова, едва заметно шевелящиеся конечности паралитика.

Чем их так очаровывало это место? В нем и правда было какое-то очарование? Уайти не согласился бы сюда вернуться, есть места попривлекательнее. Его любимыми ресторанами были обшитые темными деревянными панелями стейкхаусы в дорогих отелях, где подавали лучший солодовый виски.

Пришло время посмертного маскарада. Уж кто-кто, а она это понимала.

И ведь была возможность с этим маскарадом покончить. В тот вечер у быстротечной реки, в которой она бы утонула. Она была внутренне готова, но не хватило духу. Уайти так легко ее отговорил.

Самым простым и трусливым способом умереть было бы просто отказаться от еды. Но даже на это у нее не хватало решимости. Когда она забывала поесть или ее тошнило при одной мысли, в глазные яблоки впивалась боль, как будто внутри распускаются железные цветы.

Симметричные и прекрасные, но при этом острые как лезвие цветы где-то в мозгу. Высшая боль, требовавшая полного раскрытия, и никакой тайленол или аспирин не мог ее остановить.

Если бы вдова решила уморить себя голодом, кончилось бы тем, что она пожирала бы все, что попадется под руку. Подобно зверю, не ведающему стыда. Как Мэкки-Нож, когда она впервые поставила перед ним миску с едой на задней веранде. Он весь дрожал, ребра так и ходили под меховой шубкой. Единственный желтый глаз щурился, требуя добавки.

Вернулась блондинка. В ее манере появился вызов, которого Джессалин раньше не замечала. Риса упрямо заговорила на прежнюю тему, как будто репетировала в дамской комнате. На что получила ответ:

– Иногда человек делает то, чего от него не ждут.