Некоторые останавливаются на одном ребенке. Но тогда это был бы Том, ее, черт бы его побрал, старший брат, привыкший всеми помыкать, а не она.
Кто-то на втором. Особенно если один – мальчик, а другая – девочка. Но тогда это была бы Беверли, старшая сестра, черт бы ее побрал, тоже привыкшая всеми помыкать, а не она.
Лорен стала третьей. Двое старше ее и двое моложе ее. (Младшие, понятно, не в счет.)
Но, несмотря ни на что, Лорен ощущала себя единственным ребенком. Центром притяжения в семье Маккларен.
Если единственный ребенок склонен отождествлять себя с родителями, представляющими для него авторитет, то младшие дети склонны бунтовать. Эту популярную психологическую теорию девяностых Лорен, получившая степень по психологии, не разделяла.
Лорен отождествляла себя с родителями, особенно с Уайти, незаурядным отцом.
В детстве ей хотелось быть
(Рассуждение понятное? С точки зрения Лорен, более чем.)
Это он ее называл Лоренкой.
Больше никто.
Шесть раз она потом пересматривала «Паттона» после того первого просмотра, когда они с папой сидели на кушетке, тесно прижавшись друг к дружке. Шесть раз она восхищалась великим и эксцентричным генералом американской армии времен Второй мировой войны и получала заряд удовлетворения, когда тот давал пощечину молодому солдату в армейском госпитале на глазах у изумленного медперсонала.
Лорен хотелось поаплодировать. Вот как надо обращаться с трусами!
Но папа ее удивил. Ему эта сцена не понравилась. Он сказал, что стыдно бить больного солдата, который не может себя защитить. Паттон, четырехзвездный генерал, знаменитость, потерял самообладание и повел себя как уличный хулиган.
– Генерал Паттон хочет, чтобы солдаты были смелыми, – запротестовала Лорен. – Чтобы они были
– Мужчина может заболеть, как любой человек. Он может устать. Ему может надоесть быть мужчиной.
Лорен рассмеялась, подумав, что папа так шутит. Как может кому-то надоесть быть мужчиной?
Только не Лорен. Никогда!
Порой в анкетах она машинально писала:
– Доктор Маккларен! Вам звонят.
– Скажите, что меня нет на месте. Я же вас предупреждала!
Развалилась, как пирожное с мягкой начинкой. Сидит в своем офисе и плачет. На звонки не отвечает, назначенные встречи отменяет. В глазах секретарши читаются удивление и тревога.
Вот уже четыре года она работает директором средней школы Северного Хэммонда, и за все это время, кажется, у нее не было даже одной недели полноценного отдыха. И вот с тех пор, как Уайти их покинул, завещав ей кругленькую сумму, она все думает, куда бы махнуть подальше отсюда, и чем скорее, тем лучше.
Хотя на здоровье она не жалуется.
С этим все в порядке.
Вот только не до отдыха. Слишком много работы.
Отсюда инструкции секретарше Айрис:
Вызывает уважение, восхищение, страх.
Главное из перечисленного – страх.
Поначалу они ей нравились. Ну,
Теперь же они стали врагами. Ее личными врагами.
Пригородная средняя школа насчитывала более восьмисот подростков, а в ней костяк, небольшая группа затаившихся, защищенных самим своим количеством анонимных школьников, представлявших угрозу авторитету директора в той же степени, в какой вирулентный штамм амебы в кишечнике представляет угрозу для человеческой жизни, рискуя вызвать острую дизентерию.
От этих бунтовщиков и заговорщиков можно ждать чего угодно. Нарушая запрет, курят в туалете. Нарушая строжайший запрет, проносят в школу наркотики – марихуану, амфетамины, болеутоляющие, кокаин? Героин? Высмеивают «докторису-директрису» за ее спиной. Расписывают стены и тротуары всякой мерзостью. Публикуют завуалированные намеки и оскорбления в школьной газете и в Интернете.
Самым убийственным был коллаж: свиноподобное нацистское тело, увенчанное головой Лорен.
Или, пожалуй, еще хуже: голова Лорен, приделанная к настоящей свинье с висящим пустым выменем и жутковато ободранными красными гениталиями.
Лорен всю передергивало: ее, можно сказать, не отождествляющую себя с женским началом, изображают женщиной в самом отвратительном виде, с презрением и издевкой. Да она сама с изрядным презрением относилась к женщинам и, скорее, отождествляла себя с мужчинами.
Но именно мальчишки были в основном ее врагами. Хотя, конечно, и девчонки тоже.
Она знала (с большой долей вероятности), кто они. Их лица.
Эти лица, как в кошмарном сне, проплывали мимо нее, прекрасные в своей бесстыжести.
Юные, красивые, но эта красота бесчувственна, как семена молочая на ветру, сексуально неразборчивые и вездесущие.