Читаем Ночь, сон, смерть и звезды полностью

Давным-давно, в прошлой жизни, вино действовало на нее очень сильно: веки закрывались, внизу живота просыпалось желание, речь путалась, вырывался непристойный смех.

…ужасной ошибкой.

Она разглядывала гостя. Лисий нос, висящие усы, пожелтевшие зубы. Лопнувшие капилляры в глазных белках. Неровное дыхание.

Завораживает. Не в силах оторваться.

(Художник. Уайти отозвался бы презрительным смешком! А Беверли с отвращением помотала бы головой.)

(Но где сейчас Уайти? Прячется наверху?)

Она с ужасом ждала, что он ее спросит про Уайти.

Она молча покачает головой. Мне нечего сказать.

Но Хьюго спросил ее о другом:

– Вы одна живете в таком огромном доме?

Вопрос прилетел из ниоткуда, как летучая мышь.

Увильнуть невозможно. Она отчаянно заморгала. Что это, обвинение? Или просто любопытство?

– Не совсем одна, – пробормотала она. – То есть… да.

Вспомнила его, стоящего на подъездной дорожке и озирающего огромный дом с выражением удивления, неодобрения.

Не презирайте меня, богачку. Пожалуйста.

Хотелось ему объяснить, что она не такая! Из небогатой семьи. Просто так сложилась ее жизнь, от нее ничего не зависело.

Но она сидела молча, в сильном смущении. Видя, что ей не по себе, Хьюго сказал, что дом красивый и, наверное, старый. А какие статные деревья… черные дубы. И всюду высокая трава вместо привычных «наманикюренных» лужаек Северного Хэммонда.

Его тон был скорее озадаченный, чем неодобрительный. Он (кажется) ее ни в чем не обвинял.

Но внутренне она с ним соглашалась. Дом в самом деле несоразмерно велик, даже когда Уайти еще был жив и младшие дети заполняли дом своим присутствием.

Хьюго поинтересовался историческим прошлым этого дома.

– Он включен в национальный реестр?

– Н-нет.

– Окрестные владения относят к временам Гражданской войны, разве нет? – услужливо спросил Хьюго Мартинес.

Он марксист. Маоист. Он тебя возненавидит и причинит тебе боль. Мама, ты в своем уме?

(Беверли? С какой стати она о ней подумала в эту минуту?)

Стараясь не выглядеть так, будто она защищается, Джессалин подтвердила, что да, часть дома восходит к 1770-м, но, так как были всякие перестройки и реновации, дом не включен в реестр.

– Уайти говорил: «Мы не хотим жить в музее!»

Уайти. Она не собиралась произносить это имя, но оно само выскочило, как если бы ее покойный муж находился в соседней комнате.

Повисло короткое молчание. Наэлектризованное.

Хьюго Мартинес с серьезным видом кивнул и так глубоко вздохнул, что волоски в его усах зашевелились.

– Да, дорогая, вы правы. Мы не хотим жить в музее.


Мама, укажи ему на дверь. О чем ты думаешь?!

Неужели ты испытываешь такое одиночество? Отчаяние? Тебе мало нас?

Что сказал бы папа?

Разве она не обещала детям, что никогда не пустит в дом незнакомца? Человека, которого по-настоящему не знает?

У Беверли до сих пор не укладывалось в голове, как мать могла пригласить к себе бездомного, неимущего сумасшедшего… нам повезло, что он нас не ограбил, не убил тебя, не поджег дом… а ведь это и наш дом, мама!

(Строго говоря, он им не принадлежал. Недвижимость по адресу: Олд-Фарм-роуд-99, отныне была исключительной собственностью Джессалин Маккларен, хотя и через траст: она не могла продать дом или войти в законную сделку по сдаче внаем без согласия душеприказчика.)

(В своем завещании она передавала недвижимость пятерым детям, которые были вправе поступать с ней по своему усмотрению. Желания задумываться об этой перспективе у Джессалин было не больше, чем засунуть руку в грохочущую машину по переработке мусора.)

Конечно, она могла бы ответить дочери, что Хьюго Мартинес если и незнакомец, то только для самой Джессалин, но не для Вирджила и что он «известный человек» в Хэммонде. Фотограф, поэт, «активист»… как это понимать? В политическом смысле?

Если вдуматься, Вирджил не рассказал ей про Хьюго ничего существенного.

Дети не теряли надежды, что в ее жизни снова появится Лео Колвин. Беверли при каждом удобном случае говорила о нем в самых теплых тонах: Вдовец, душка, состоятельный и (насколько нам известно) не страдает недержанием или деменцией. Задумайся, мама!

(Беверли действительно произносила эти слова? Пока нет, но, боюсь, их можно ждать в ближайшее время.)

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры