Ночь, сон, смерть и звезды

Нет, она не отопрет. Даже близко не подойдет к входной двери. Сбежит подальше.

(Почему Уайти все это время молчал? Разве он ей не говорил: Ты должна еще раз попытаться, Джесс. Последний раз.)

Хьюго Мартинеса уносило от нее течением реки все дальше и дальше. Как маленькие обломки.

Нехорошо жить у реки. Во время наводнения, стоя на берегу, ты рано или поздно увидишь… или тебе привидятся… проплывающие мимо трупы, разворачиваемые течением, безликие, то ли люди, то ли животные… река уносит их так быстро, что не успеваешь разглядеть.

Ах, Уайти, забери уже меня отсюда.

Но ведь он не выбрал смерть.

Уайти не собирался умирать. Он сражался из последних сил. Ни на минуту не сдавался. Его пришлось убить. Только так Уайти Маккларен смог уйти из жизни.

2:30 ночи. Она пытается читать «Лунатиков». Конца не видно. Уайти так и не смог закончить книгу, вот и вдове, похоже, это не под силу.

От насыщенных абзацев словно веет тяжелым эфиром. Она уже забыла, на чем остановилась, и не понимает, читает ли это впервые или перечитывает. Может, у нее случился удар?

Как понять? Случился или нет? Если ты в доме одна. Открываешь рот, а оттуда раздается нечленораздельное. Такие звуки с усилием издавал Уайти: врит, врит. Что он этим хотел сказать? Что-то односложное, никому не понятное.

Зато она распознала привт (привет) и блюдж (люблю, Джесс).

– Ах, Уайти. Мы все тебя любили.

Еще у нее на тумбочке лежала книга Ричарда Докинса в мягкой обложке – «Эгоистичный ген». Эта книга посвежее и покороче. Уайти (возможно) ее одолел за лето, качаясь в гамаке.

Она тоже начала читать. Уже давно. Мы всего лишь машины для выживания, самоходные транспортные средства, слепо запрограммированные на сохранение эгоистичных молекул, известных под названием генов. Всеобщая любовь и благополучие вида как целого – концепции в эволюционном плане бессмысленные[27].

Будь эгоистом! Первый закон человеческой расы.

Это дар – быть эгоистом. Уайти им не обладал, хотя и был успешным бизнесменом. А уж вдова и подавно.

Ну почему ее гены такие неэгоистичные! Она все делала для кого-то, и результат не имел никакого значения.

У нее в ногах одноглазый котище пошевелился и тихо мяукнул во сне. Не иначе как от голода. Готовый прыгнуть на пробегающую мимо жертву.

* * *

Утром она почувствовала себя гораздо лучше. Проснулась для себя поздно, почти в восемь. Мэкки улизнул, не разбудив ее, еще до рассвета. Такое ощущение, словно развязали жгут и дали выход застоявшейся крови в венах.

И голова прояснилась. Тяжесть ушла.

Джессалин тщательно все спланировала: когда Хьюго Мартинес приедет (если приедет), она уже будет далеко отсюда.

Как он сказал? В полдень?

Она уедет в половине одиннадцатого. Ей не нужна ничья «помощь», чтобы отвезти Мэкки к ветеринару. Сама отвезет, в другой раз.

Съездит в библиотеку. Сегодня не ее волонтерский день, но, если кто-то не смог, она займет чужое место. Какое наслаждение работать волонтером в местной библиотеке: читать детям вслух, расставлять по полкам книги и компакт-диски, приводить в порядок стеллажи с газетами и журналами. Все ее знали. «Добрый день, миссис Маккларен!», «Привет, Джессалин!». И она всех знала.

Мэм? Извините, что я вам это говорю, но мне так нравится ваша седина.

Мэм? У вас прекрасные седые волосы! У меня будут такие же, и мне плевать, если кто-то скажет, что я старая.

Как же классно вы должны были выглядеть в молодости, мэм!

Переливающиеся седые волосы с пробором посередине. Оттенок радия.

Она уже забыла, когда последний раз заглядывала в свой платяной шкаф. Она отдала в Армию спасения платья, которые посчитала слишком броскими, или смешными, или жалкими, все, что она больше никогда не наденет. Отдала почти всю обувь. С какой лихорадочностью она швыряла вещи на пол, чем повергла в шок Беверли, которая настояла на том, чтобы забрать самую стильную и дорогую одежду «для сохранности». А сейчас она с удивлением взирала на пустые вешалки.

В глубине шкафа Джессалин обнаружила плиссированное бледно-желтое платье вроде греческой туники, впустую провисевшее лет двадцать. Уайти очень его любил, и она не решилась с ним расстаться.

А к платью-тунике – подаренное мужем янтарное ожерелье и янтарные серьги в форме слезинок.

Она расчесывала волосы, пока не полетели искры.

Все, надо торопиться! Слишком близко подошла к пропасти.