Ночь, сон, смерть и звезды

Но всякий раз при неожиданном появлении Амоса он испытывал толчок внизу живота. Неудержимую тягу, откровенное желание, отчего кружилась голова и пересыхало во рту. Кезиахайя – это всегда откровение. Вирджил, как канатоходец, сильнее сжимал свой балансир, но внезапный порыв ветра делал его абсолютно беспомощным.

Амос, послушай. По-моему, я в тебя влюбился.

Я понимаю, что это глупо. Знаю, ты ко мне ничего не испытываешь.

Не испытываешь, ну и ладно!

Я ничего не жду. Ни на что не надеюсь. Я только могу…

Амос? О боже! Мне ужасно жаль.

Прости меня, если эти слова тебя оскорбили.

Вернулись в точку А? Все забыли. О’кей?

О’кей.

Геи, однополые отношения, гомосексуальные игры… табу/преступление в Нигерии, где Кезиахайя родился, за это можно было схлопотать четырнадцать лет за решеткой. Во внесудебном порядке.

Вернулись в точку А. Все забыли.

Бешеное жужжание ос. Рядом с ухом.

Вирджил? Дело дрянь… мама с этим жутким мужчиной.

С кем? Не понял.

С кубинцем! Коммунистом!

Каким кубинцем? Каким коммунистом?

Он погнался за ее деньгами, как мы и думали. Такое бесстыдство!

Но… о ком ты…

О твоем дружке, не так ли?

Ты что-то путаешь…

Разве не ты их познакомил, Вирджил? Признавайся!

Н-нет…

Он латинос. Может, не кубинец, но точно латинос. И почти точно чернокожий.

Но в Хэммонде не так много…

Еще сколько! Повсюду. В каждой бакалейной лавке – корейцы. На каждой заправочной – пакистанцы. Куда ни глянь, везде азиаты и латиносы. И еще индусы.

Наша мать имеет полное право…

Неправда! Она ничего не соображает. Люди видят их везде вдвоем. Мне уже звонят. Я поговорила с матерью… точнее, попыталась.

Что-нибудь случилось? Конкретно?

Вирджил, как ты можешь говорить с таким спокойствием? Ты, который это спровоцировал! Разрушение нашей семьи! Тебе должно быть стыдно!

Но почему?

Потому что они гоняются за ее денежками… в смысле, он гоняется за ее денежками. А это деньги нашего отца! Это наши деньги! Наша недвижимость!

Постой. Кто эти «мы»?

Наша мать! Джессалин! Наша чудесная, прекрасная, идеальная мать! Что с ней произошло? У нее нет времени для собственных внуков. Они меня спрашивают: «Где бабушка Джесс?», и я не знаю, что им на это ответить. Я сгораю со стыда. Мама не вспомнила бы про день рождения Дейзи, если бы я ей не напомнила накануне, представляешь! Ты тоже не помнишь про наши дни рождения, хотя от тебя этого никто и не ждет. Это все ты, Вирджил! Ты никогда не испытывал ни малейшего уважения к нашей семье. В твоей жизни все не так, извращено. Ты будто мстишь отцу… всей семье. Я бы не удивилась, узнав, что ты принес заразу в отцовскую палату. Инфекцию, которая его убила. Ты ведь живешь в этом грязном месте, где пахнет навозом и летают навозные мухи. София мне говорила, она была в ужасе. Папа это предсказывал, ты же в детстве никогда не мыл руки, самовлюбленный, эгоистичный…

Мобильник выпал у него из онемевших пальцев и с грохотом покатился по полу, но Вирджил успел расслышать слово говнюк.