Ночь, сон, смерть и звезды

Вирджил пытался урезонить Тома в отношении поданного иска. Со всей наивностью внушал брату мудрость буддизма: не пессимизм или оптимизм, а самоустранение перед превратностями судьбы. Конечно, была допущена несправедливость. Конечно, копы никогда не признают своей вины. Конечно, нынешнего мэра Хэммонда и шефа полиции шокирует страшная правда об избиении Уайти Маккларена, который когда-то был для них своим, но они не заявят о совершенном злодеянии публично, они будут утаивать факты, затягивать тяжбу, препятствовать расследованию, пытаться похоронить дело, используя любую уловку закона… как это делал бы Уайти.

Насколько было известно Вирджилу, их отец был замешан в подобных делах. И никогда не высказывался публично о полицейском насилии. Ему приходилось работать вместе с отделом полиции, а значит, мириться с белым расизмом, унаследованным от прошлого: держать жителей Старого города «в узде», чтобы они не представляли угрозы для белого большинства.

Вот почему, как считал Вирджил, отец оставил административную должность. Слишком много моральных компромиссов. Коррупции. Нельзя быть одновременно политиком и идеалистом. Большинство властных структур криминальные. Вся надежда на то, что ты протопаешь по грязи и весь не вымажешься. Если грязь доберется до рта – все, конец. Так это виделось Вирджилу с отстраненной буддистской дистанции.

Уайти он не осуждал. Он никого не осуждал. Кроме (пожалуй) самого себя.

Том попивал. От него сладко попахивало виски. Речь невнятная. Некогда удивительно красивое лицо покраснело и обрюзгло. Высказывания младшего брата его не интересовали. Он сразу его оборвал: деньги не проблема, я не пожалею затрат, чтобы выиграть дело. Пугающие слова! Вирджил содрогнулся.

А Том не сомневался: «Уайти выйдет победителем».

Все деньги, завещанные Тому, пошли на судебную тяжбу.

Последний раз Вирджил был у матери двенадцать дней назад. Она не производила впечатление затаившейся или уклончивой, скорее безмятежной и счастливой. Сказала, что много занимается садом. Один друг привез ей розовый куст, и она посадила разросшееся великолепное детище рядом с гаражом. Уже задним числом Вирджил вспомнил об этом. Что за друг и с какой целью? Почему именно разросшийся розовый куст, который непросто пересаживать? А в тот момент он ее не особенно-то слушал, ему это было безразлично. Джессалин потащила его под жаркое слепящее солнце, чтобы показать лохматую диковину, поддерживаемую решеткой.

– Красота, правда? Эти розы само совершенство.

Единственное, на что он обратил внимание: она часто улыбалась. Пожалуй, слишком часто. Кольца крутились на тонких пальцах, но тут не было ничего нового. Кажется, мать немного поправилась с учетом того, как резко она похудела после смерти мужа. Лицо уже не такое осунувшееся. Кожа не такая бледная от усталости.

О встречах с Хьюго Мартинесом не было сказано ни слова. Ни она, ни Вирджил не поднимали тему фотографии, сделанной украдкой у могилы Уайти.

– Как ты, мама, вообще?

– А то ты не знаешь… вдох за вдохом.

Он не знал. Вдох за вдохом. Истинная мудрость буддиста.

Они вместе приготовили ужин. Он привез с фермы кучу всего, что вырастил своими руками: огромные кочаны кейла, брокколи, гигантские помидоры, морковку. Они тогда посмеялись над этой морковкой, слишком уродливой, чтобы ею торговать на рынке: похожа на абортированного зародыша с корнем, напоминающим волосню… страшно прикоснуться.

Во время ужина в кухню неслышно, на мягких лапах вошел черный кот. Его хвост-обрубок ходил из стороны в сторону. Глаз отливал желтизной. С неожиданной легкостью Мэкки впрыгнул к хозяйке на колени. Джессалин сообщила, что кота недавно кастрировали и он быстро пришел в себя. Теперь он будет меньше охотиться и драться. Освобожденный от тягот воспроизведения себе подобных, он проживет дольше. Его шерсть уже стала блестящей, и он охотнее мурлычет. Джессалин уговорила сына погладить крупную и такую твердую кошачью голову. Мэкки напрягся и утробно зарычал, кажется готовый тяпнуть гостя за руку, но через пару секунд спокойно замурлыкал.

– Ты ему понравился. Ты его друг.

– Да ну? – Вирджил рассмеялся.

Ему не было дела до какого-то приблудного кота, как и тому не было никакого дела до него.

Может, его сестры-истерички перепутали с котом этого «латиноса», который занял в жизни их матери место покойного отца?

Приглашение было написано в непринужденном стиле: Вирджил! Приезжай вместе со спутницей на наше барбекю, посвященное Четвертому июля[33].

И зачем он согласился? Он толком не знает хозяев, называющих себя «друзьями художников». Он не любит большие вечеринки… маленькие, впрочем, тоже.

И у него нет спутницы.

И вот он пересекает на джипе реку Чатокву и оказывается в сельском графстве Херкимер. В холмистом парке Питтсфилд уже празднуют, а когда стемнеет, над рекой взлетят фейерверки. В пока еще светлом небе проносится шумный биплан со стелющимся сзади баннером, приглашающим в местную винодельню «Питтс вина».