Ночь, сон, смерть и звезды

Его охватывают ностальгические воспоминания, как они с матерью ездили в эти места много лет назад.

Не вдвоем, конечно. Еще София и остальные.

Эти «остальные», повзрослев, потеряли всякий интерес к поездкам на рынок в Дачтауне и ланчам в ресторане у ветряной мельницы на реке…

Вирджил опустил все стекла, и горячий ветер как обезумевший носится над головой.

Влюбленный Вирджил, предпочитающий о себе так не думать.

В свои тридцать два он стал своего рода отрезанным ломтем для родни. Настолько одинокий, что даже в работе над скульптурами он не мог избавиться от ощущения, что оказался не в том месте и не в то время.

Интересно, где развеселый национальный праздник отмечает Кезиахайя? Вряд ли это торжество, состоящее в основном из бездумного грохота петард и выстрелов из сигнальных ракет, может понравиться человеку, который мальчиком чуть не погиб в разгар гражданской войны в Нигерии.

Вирджил искренне восхищался картинами и скульптурами Кезиахайи.

А тот явно смущался. И бормотал в ответ: О’кей. Я рад. Ты тоже.

Вирджил знал по себе: когда его работы хвалят, даже совершенно искренне, он испытывает чувство неловкости, как будто им манипулируют.

Особенно женщины. Определенный тип. Одинокие, напористые. Немолодые.

Странно. Раньше он не задумывался о своем одиночестве. Может, его тянет не к Амосу, а вообще к кому-то.

Он закрывал глаза, и что видел? (в последнее время его преследовал этот образ) – размытую фигуру вроде «Кричащих пап» Фрэнсиса Бэкона.

Все началось в холодной больничной палате Уайти. Болезненное ощущение: ты поскользнулся и падаешь.

Вирджилу всегда казалось, что к отцу он равнодушен. Но тогда в палате он вдруг разволновался, как ребенок. Невозможно контролировать то, что случилось с его отцом.

Удар. Даже вслух произнести это слово было страшно.

Бедный Уайти весь скукожился в собственном теле и глядел на сына так, будто не узнавал.

Тут-то и понимаешь: когда чужая жизнь уходит, твоя собственная съеживается, готовая сойти на нет.

Папа, не умирай. Не оставляй меня одного, слышишь?

Кажется, Уайти услышал. Хотя Вирджил и не произнес этого вслух.

На его игру на флейте отец точно отреагировал. И на том спасибо.

Загадка: он так и не пришел в себя после смерти Уайти. Стоило только закрыть глаза, и возникал старый ночной кошмар – «кричащий папа».

(Вирджил, в сущности, не знал творчества Фрэнсиса Бэкона. Ни разу не видел «живой» картины на стене. А иллюстрации у него восторга не вызывали. Искусство, вызывающее мигрень. Как будто ткнули в глаз спичкой.)

Сумерки еще не наступили, а петарды в парке уже взрывают подростки, затыкая при этом уши. Треск такой, словно открыли стрельбу.

Всякая пуля ищет цель. Откуда такое пристрастие к пальбе? Это чисто мужское? Исключительно мужское? Вирджил испытывал отвращение к подобным проявлениям воинственности.

Когда он проезжал через Питтстаун, старый полуживой фабричный городок на реке Чатокве, ему внезапно, резко, словно петарда разорвалась, подумалось: а не извести ли себя, пока не поздно? Пока еще окончательно не состарился. Пока удар не сделал его абсолютно беспомощным.

Пока он не потратил все деньги, оставленные ему отцом. А с учетом его скромных доходов, ниже уровня бедности, это произойдет довольно скоро.

Нет, лучше это сделать, пока еще не все денежки потрачены. Он может сам составить завещание и заверить у нотариуса.

Его любимые благотворительные фонды. Он был бы рад удвоить отчисления, но слишком долго тянул волынку.

Извести себя звучало куда изящнее, чем покончить с собой, как-то веселее и своевременно.

Первым желанием Вирджила было свалить, пока его не узнали. Стилизованное «ранчо», этакая большая усадьба у реки, окруженная пастбищами. Много машин. Тинейджеры предлагают услуги парковщика. Вирджил сам припарковался и зашагал к разбросанной толпе гостей позади дома, чтобы выпить холодного пива. Кто-то крикнул: «Вирджил Маккларен! Как хорошо, что ты приехал!» Его схватила за руку оживленная блондинка, в которой он узнал местную патронессу художников, она часто покупала его скульптуры из металлических обрезков.

Позже он увидел на лужайке изящные мраморные скульптуры в стиле Генри Мура. Оставалось только горько улыбнуться – его произведений среди них не было.

Вместе с другими он понаслаждался гуляющими ламами и страусами. (Они благоразумно держали дистанцию. Ноги у всех животных залеплены грязью.) Еще миниатюрные лошадки, козы и овцы. И подальше – стадо цесарок, поклевывающих что-то в земле.

Кое-кого Вирджил знал. Кое-кому пожал руки. В отдалении он увидел стройную женщину с белоснежными волосами, заплетенными в косу, а рядом с ней мужчину в широкополой соломенной шляпе, малиновой рубашке и шортах защитного цвета. Уже немолодой, с загорелыми мускулистыми ногами. Из-под шляпы выбивались седые пряди с металлическим отливом. Мужчина возвышался над женщиной как колокольня. Сладкая парочка: держатся за руки и прижимаются друг к другу, о чем-то шепчутся, смеются.