Ночь, сон, смерть и звезды

Ее трогало, с какой теплотой и простотой Хьюго разговаривал с бывшими зэками, как искренне интересовался их жизнью, с какой тщательностью делал их фотопортреты. Его обычная непринужденность не распространялась на профессию: здесь он был перфекционистом. Разглядывая вблизи незнакомцев, Джессалин испытывала одновременно радость от полученного доверия и стыд; сама она почти не изведала страданий в сравнении с тем, что испытали эти двое, ни за что отсидевшие такие огромные сроки, – подобный стоицизм был ей неведом. А ей-то казалось, что, потеряв мужа, она прошла через муки ада… Но от настоящих мучений ее защищали деньги и социальное положение. А до того ее любил и защищал супруг.

Благополучная домашняя жизнь мешала ей видеть истинные беды вокруг. Личное счастье сделало ее незрячей.

Ей стало жарко, она испытывала головокружение и потерю ориентации. А от тяжести косы между лопаток возникло чувство неловкости, как если бы кто-то, подтрунивая, похлопывал ее по спине.

Будь я хорошим, великодушным человеком, подумала Джессалин, я бы открыла свой дом для таких людей. Она ведь живет в настоящей крепости, в храме. И одна!

Мама, не будь такой наивной. Все мечтают тебя использовать.

Они знают, кто ты. И поставили себе цель. Как можно вести себя так глупо!

Твой любовник – агитатор-коммунист. Он отсидел срок. Ему нужны твои деньги. А тебя он потом бросит.

Вечером того же дня, когда они оказались вдвоем, Хьюго упомянул, что в далеком 1980 году его недолго продержали в следственном изоляторе. Может, тебе об этом уже говорили твои дети?

– Да нет… не помню, – ответила Джессалин уклончиво.

(Ее давно мучила мысль, что Хьюго почти наверняка догадался, какими черными красками его малюют старшие дети Джессалин. В каких смертных грехах его подозревают, какие гадости про него рассказывают.)

Хьюго непринужденно вспоминал, как попал в «полицейские тиски», как распыляли в лицо перцовый спрей и били дубинкой, но, слава богу, обошлось без серьезных травм. Поставили синяк под глазом, зато глаз остался целым.

Вывихнули лодыжку, но не сломали ногу.

Двадцать шесть лет назад его задержали вместе с другими протестантами перед мэрией Хэммонда «за вторжение на закрытую территорию» и «за нарушение общественного порядка». Местная власть запрещала городским служащим объединяться в профсоюзы, а Хьюго с подельниками возглавили забастовку учителей, социальных работников и госслужащих, требовавших повышения зарплаты и бонусов. Тогда перед мэрией собралась большая толпа – как сторонники забастовки, так и ее противники. Уличное движение остановилось, пошли кулачные разборки. Приехали телевизионщики и еще больше разогрели и без того накаленную обстановку.

В то время Хьюго возглавлял отделение искусств в муниципальном колледже – его первая (и, как выяснится, последняя) административная должность. Его и еще нескольких организаторов забастовки арестовали, заковали в наручники, затащили в автозаки и посадили в следственный изолятор на сорок восемь часов. Всех избили, но не пытали и не запугивали. Полиция не использовала оружия. Спецназ не разгонял толпу, как в прежние времена. В СИЗО они испытывали прилив энергии, возбуждения. На улицах их многие поддерживали, и даже некоторые СМИ высказались благосклонно. Звучали как призывы к расправе, так и выражения солидарности, а кто-то переводил деньги в фонд протестующих.

В общем, забастовка удалась. Профсоюз создали, новые договоры с муниципальными властями заключили. Вот только Хьюго и другие организаторы потеряли работу, и против них возбудили уголовные дела, которые, правда, кончились ничем. Но так или иначе, их вышвырнули на улицу.

У Джессалин возникло нехорошее чувство, что как раз в то время Уайти был мэром.

Она вспомнила, что «уличных агитаторов» обвиняли в вандализме. Она могла увидеть фотографию Хьюго Мартинеса в газете. НЕЗАКОННАЯ АКЦИЯ. БУНТОВЩИКИ АРЕСТОВАНЫ.

Увидела и взяла на заметку. Однажды ты полюбишь этого мужчину.

Неправдоподобно, если учесть, что тогда она была в счастливом браке с Уайти Макклареном. Уже много лет.

Джессалин похвалила его за смелость. Кто-то же должен был заступиться за низкооплачиваемых и эксплуатируемых работников.

Все-таки это была не Тяньаньмэнь, сказал Хьюго.

Про площадь Тяньаньмэнь она почти ничего не знала. Студенты вышли на протест, а солдаты открыли по ним стрельбу? Да, подтвердил Хьюго. В 1989 году студенты требовали свободы, а их расстреливали и давили танками. Протест был жестоко подавлен. Сотни, если не тысячи убитых. Раны были еще свежими, когда Хьюго несколько раз ездил в Китай после той трагедии.

Кайюга-роуд. Легко ощущать себя парой в несущемся автомобиле, когда мужчина за рулем, а ты сидишь рядом. И разговаривать не обязательно.

Тормознул, вышел из машины, идет… куда? Непонятно.