И вот он уже идет вброд по мутной прибрежной воде. Каждый раз в новинку: эта плотность, сопротивляемость материи, никакой тебе прозрачности и легкости. Поверхность маслянистая, усеянная природной шелухой. Ногам прохладно.
Дно на удивление илистое, подошвы опасливо разъезжаются. Он делает глубокий вдох (по телу уже побежали мурашки) и, оттолкнувшись, начинает грести, стараясь не вспоминать презрительно брошенные слова Тома:
Он-то рассчитывал храбро броситься в пучину вод, но не ожидал, что течение окажется таким быстрым. Оно вцепилось в него грубыми пальцами, явно не догадываясь, кто он и как дорог вселенной.
Отчаянно гребет. Уже наглотался воды.
Никто не видит. Никому нет дела. Его жестокий старший брат молча, в оторопи наблюдает из прошлого.
Огромная баржа уже в нескольких ярдах. Вирджила захлестывают волны, швыряют слабое тело. Велик ли риск угодить под лопасти оглушающе ревущего мотора? За баржой тянется толстый размочаленный синтетический трос, впивающийся острыми иглами в его голые руки. С поразительной ясностью, словно череп раскроила пила и в него хлынул ярчайший небесный свет, к Вирджилу пришло осознание:
Его утянуло под мост. Кажется, он звал на помощь. Река здесь была у́же и мельче; из воды, ближе к берегу, торчали сломанные бетонные и ржавые железные опоры. Бессознательным движением он ухватился за бетонный выступ кровоточащими руками.
Он выкарабкался на берег и буквально рухнул. Вся эта безумная затея – заплыв к барже, цепляние за трос в острых заусенцах – длилась от силы двенадцать минут, а вот на то, чтобы прийти в себя, потребуется куда больше времени.
– Эй! Вы там в порядке? – спросил его кто-то наверху.
Подростки с голым торсом. Словно не верят своим глазам: надо же, еще живой.
Он пробормотал, что с ним все в порядке, но паренек подошел поближе.
– Вид у вас неважный. Мы позвоним в полицию?
– Не надо. – Вирджил сумел сесть, закашлялся, изо рта вылетела струйка грязной воды.
Ему удалось убедить ребят не звонить 911, чтобы ему вызвали неотложку. Только не это! Меньше всего ему хотелось оказаться в отделении скорой помощи.
Сердце колотилось от сумасшедшего ликования:
Они помогли ему подняться на набережную. И дойти до джипа. Не отказался он и от бумажных салфеток, которые ему предложила девочка.
– Эй, вот еще. – Один из мальчишек бросил в машину подобранные рубашку и сандалии.
Он вернулся на ферму на Медвежьей горе, где никто (разумеется) не заметил его отсутствия. Обессиленный, обожженный солнцем, испытывающий тошноту. Хорошо, что не увидят. От шортов и спутанных волос неприятно пахнет тухлой речной водой. А на рабочем столе так и лежит оставленный им документ: «Последняя воля и завещание Вирджила Маккларена».
Утонул, но не умер. А если умер, то воскрес.
Хорошо ли это? Время покажет.
Предупреждение
Прямо за ней, в опасной близости, как показывает зеркало заднего вида, пристроился водитель, лицо которого невозможно разглядеть, и она не на шутку испугалась: уж не собирается ли он стукнуть ее в задний бампер? Может, она ехала слишком медленно по Олд-Фарм-роуд, где допустимая скорость – сорок пять миль в час, а на поворотах двадцать? Она его разозлила? Насколько это опасно?.. Она нажала на педаль скорости, чтобы умилостивить агрессивного водителя, дать возможность ее обойти, если ему так хочется, главное, не раздразнить его еще больше своей неторопливостью на загородной дороге с почти отсутствующим трафиком в это время дня… и вдруг завыла сирена, ее преследователь оказался копом, кажется, без опознавательных знаков, хотя ее сразу охватила такая тревога и смятение, что еще поди разберись.
София затормозила. Она не представляла, в чем заключается ее вина. Полицейский в бежевой форме наклонился к водительскому окну и громко произнес:
– Мэм, опустите стекло.
Она опустила.
– Заглушите мотор, мэм.