Лорен жалуется, что Джессалин ведет себя глупо, близоруко! – Она попросила Хильду больше не прибираться; можно подумать, мать способна сама поддерживать в доме порядок!
Еще больше сестер огорчает, что их мать отклоняет приглашения (на званые ужины, приемы, открытие музея, концерты, игру в бридж) от милейшего одинокого вдовца Лео Колвина.
Ей некомфортно на этих застольях (и не только потому, что она предпочитает находиться дома с Уайти), но о главной причине она не говорит никому, даже дочерям. Отведав настоящей еды вместо домашних перекусов (несколько ложечек йогурта, ломтики фруктов, сухие хлопья или тост), она испытывает желудочные спазмы, как при дизентерии, и все заканчивается страшным поносом.
Вдова должна утаивать кое-какие секреты от (покойного) мужа, это правда.
Брак строится на хорошо просчитанных откровениях и секретах. На каждое откровение приходится свой секрет.
Еще до брака Джессалин поняла: Уайти надо щадить.
Случайные факты и домыслы вокруг них, способные его разволновать, насторожить, вызвать беспокойство за жену, а то и гнев или ужас, – в такие вещи она старалась мужа не посвящать.
Физиологические осложнения при беременности – без подробностей. Рассказывать только самое необходимое. (В этом ее акушерка была с ней согласна.)
Маммограмма, когда-то ошибочно показавшая положительный результат.
К несчастью, радиолог позвонил им домой и оставил запись на автоответчике, которую Уайти прослушал.
Вернувшись домой, Джессалин увидела мертвенно-бледное лицо мужа. Прослушав запись, она заверила его, что это обычная практика, по меньшей мере тридцать процентов женщин делают повторную маммограмму. Все это знают, тут не о чем волноваться.
(Тридцать процентов? Джессалин взяла эту цифру с потолка.)
Но Уайти было не так-то просто успокоить. Он дергался:
Пришлось над ним работать. Ей было уже не до собственных страхов, тем более что она особенно и не беспокоилась.
– Как бы все ни сложилось, я должна пощадить Уайти, – сказала она старшим дочерям.
Если новая маммограмма подтвердит прежнюю, Джессалин сделает биопсию, и они должны держать это от него в секрете. Если биопсия даст отрицательный результат, ему незачем знать, что она ее делала.
– Он будет недоволен тем, что его отвлекли от работы.
Если же биопсия даст положительный результат и у Джессалин действительно обнаружат онкологию, им придется обговорить, как подать ему эту новость и что от него скрыть.
– Но как это возможно? – истерически восклицала Беверли.
– Ничего, у нас получится.
И другим не нужно говорить – Тому, Софии, Вирджилу. Когда потребуется, тогда и скажем.
– Меньше знаешь – лучше спишь, – заметила практичная Лорен. Будучи директрисой школы, она не верила в открытые дискуссии, зато очень даже верила во всякие заговоры и научилась искусно скрывать информацию. Она одобряла идею
– Я скажу Стиву, мой муж должен знать, – произнесла Беверли с мрачным самодовольством, сделав почти незаметный акцент на слове «мой» с намеком для Лорен (в чем та не сомневалась), что у нее-то никакого «моего» нет.
– Ты хочешь сделать несчастным своего мужа.
– Это как понимать? – вскинулась Беверли.
– Ты меня слышала. Из-за тебя твой муж будет несчастным. А вот мама не такая, ей дорог наш отец. – Тут акцент был сделан на слове «дорог».
Джессалин поспешила вмешаться. Ничто так ее не огорчало, как свары двух сестер, которые они устраивали с детства.
Диагностическая маммограмма показала пятнышко величиной с горошек в левой груди. В тот же день ей сделали биопсию и удалили (незлокачественную) кисту. Уайти же было сказано, что маммограмма ничего не показала.
– Ни о какой злокачественной опухоли речи не идет. Ошибка рентгеновского снимка, такое нередко случается.
Уайти отпустило. Напряженное лицо расслабилось, на глаза навернулись слезы.