Ночь в Новом Орлеане

– Ну да. Так вот, я не успел тебе сказать, что когда тебе придется говорить со Смертью, будь крайне осторожен. Он врать не будет, но коварнее его в этом мире просто нет. Моё предупреждение не означает, что тебе следует искать в нем врага. Его настоящих мотивов не знаю даже я. Глядишь, может даже он будет тебе другом. А друзей сильнее его ты не найдешь.

– А зачем тебе вообще мне помогать?

– Не знаю, просто, мне кажется, что так будет лучше.

Я развернулся и ушел, почитав, что нам больше не о чём разговаривать. А когда я вышел из перехода, огорченно сказал:

– Я сошел с ума – какая досада.

Не помню, вслух или про себя. Неважно…

Комната была украшена белыми обоями с цветами самых разных цветов, плавно переходящих один в другой, создавая гармонию красок, домашний уют и спокойствие, которое неоценимо важно в любом интерьере человеческого обителя. Ведь с его помощью можно не только смириться с реальностью, но и найти в себе силы двигаться дальше.

Находясь в этой комнате, Джесс лежала на диване, всматриваясь в окно, где распростерлось чисто голубое небо. Редкое явление для больших американских городов. В её руках была чашка с кофе, отдающим ароматом тепла. Горького и крепкого на вкус тепла. Закусывая шоколадным печеньем собственного приготовления, до сих пор горячего от печи. Возможно, далеко от идеала, но зато своё собственное.

Эстетическое счастье. Очень легко его заполучить, трудно отвыкнуть. И всё же так необходимо человеку для адекватных мыслей, когда вокруг сплошной бардак, а в душе только лишь эстетический ужас. И сам невольно начинаешь скрывать свои мысли под маску гнева. Тоже необходимого, как-никак.

Единственными звуками, помимо ее сербанья, были равномерные стуки секундной стрелки. Они напоминали бомбу, на которой пиксельными цифрами была вся оставшаяся жизнь. До смерти. Тик-так. Тик-так. Слышишь?! Секунда за секундой. Они растворялись в воздухе, подобно дыму и плохому наваждению, оставляя после себя лишь запах. Приятный или неприятный – уже зависит от вкуса, дело житейское. Мир такой, каким он является, и каким мы его видим. И в тоже время, он совсем не такой, как ты о нём думаешь. Может, когда пробьёт последняя секунда, всё станет ясно.

О чём я говорю? О чём пытаюсь рассказать? С самого начала я превратил тебя в себя и до этого момента искусно лгал и обманывал. Я лишь та часть тебя, что борется и ищет. И ничего более. А всё остальное и не важно. Или это тоже ложь?

Джесс заглянула в чашку и увидела, что остался лишь один единственный глоток. Самый крепкий и самый приятный. А дальше лишь гуща. Чёрная. Непробиваемая. И в тоже время самая важная и неотъемлемая часть истины этого напитка. Сделав последний глоток и содрогнув от его крепкости, она положила чашку на маленький стоик перед диваном. На нём так же продолжала стоять тарелка с надкусанным печеньем и кучей крошек в придачу.

Эстетический ужас прошел. Но только на пару минут – все её старания оказались напрасны.

Горькое, по-своему неприятное, по-своему приятное, кофейное послевкусие задурманивало разум. Это были по-своему безумные, по-своему гениальные мысли. Смотря как посмотреть. Это было восхитительное чувство. Ни один наркотик не дурманит и не раскрывает разум, как одинокие мысли стеклянного человека.

Эти мысли были ей незнакомы. Джесс не была полоумной девушкой. Но и бунтаркой не была. В трезвом виде она стояла спокойно, как мужчина, с чувством львиной гордости и далека от слепого эгоизма. В пьяном по-разному. Но она изменилась. Крики лёгкого ветра перемен она слышала отчетливо. Это чувство называлось любовь. Но эта любовь была мне ненавистна. Всегда существовало две её разновидности: кошачья и человеческая. Кошачья – это когда просто хочешь на самом деле быть рядом с любимым человеком. А вот любит он или не любит – как повезет. Человеческая – не более чем «либидо», как выразился старина Фрейд. То есть, слепое сексуальное стремление к противоположному полу. Популярная любовь. И слова «Я тебя люблю» означают одно из этих двоих. Жаль, что чаще второе.

«Странные существа эти люди, – сказали бы кошки, – они сами себя-то понимают?»

А влюблена она была в Смерть.

С этими мыслями она просто вышла на балкон, чтобы проветрить буйную голову.

А тем временем, Лидка, окончательно заблудившись в тумане, наконец-то нашла город. А казалось, что он даже не прятался. Но разве мог он прятаться? Разве может одинокий путник заставить открыть ворота могущественного города без одобрения самого места?!

Но Новый Орлеан, как и все города, не любит показывать себя настоящего кому попало. А статус «не кому попало» нужно ещё заслужить.