Ночь в Новом Орлеане

Воздух вздрогнул от пронзительной ноты, напоминающей си-бемоль двадцатой тональности ниже основной. Примерно двадцатой, может, ещё ниже. Невероятный, противный, мерзкий, стонущий звук. Он явно был посланником грядущей катастрофы. Эта мелодия, хоть и состояла из одной ноты, казалось сложнее, чем самые дикие этюды Шопена. И в ней был весь мир. Все века и народы. Каждая секунда на протяжении десятков тысяч лет существование человека такого, какой он сейчас. В одной ноте. Суровой, мрачной, гордой, дикой ноте. Её жадность пронизывала до костей. Что за безумный маэстро отважился сыграть подобное? Если бы её можно было записать (сто тридцать девять тонов, ниже классической до – что-то трудно будет записать), я бы назвал её симфонией истории. Такая же жуткая. Настолько же пугающая и однотонная.

Но слушать симфонию из глубины безумия было не самым страшным. Страшнее её была тишина, наступившая следом. Уши уже привыкли к си-бемоль и не воспринимали её, как особую угрозу. А вот к тишине они отнеслись очень резко. Стоявшие вблизи от меня схватились за виски. Практически все оглохли от тишины.

Тишина пугала больше, потому что несла в себе ожидание. Ожидание конца. Встретимся ли мы с ним? Ведь оно куда страшнее самого конца. Да уж, этот змей настоящий гад, раз так любит терзать своих жертв. И не сомневаюсь, что уничтожил не один мир только тем, что заставил их ждать.

Молчание длилось, от силы, четыре секунды. На самом деле, понятия не имею, сколько прошло времени.

Я посмотрел на мир в последние его секунды.

Он был прекрасен.

Больше ничего не могу сказать. Да и зачем говорить? Все в своем конце неописуемо прекрасно. И хотя бы в последние свои секунды этот безумный мир приобрел… смысл.

Последнее солнце старого года. Новый Орлеан. Близится ночь. За ней будет утро. И утром начнётся совсем новая жизнь. Или не будет жизни вообще. Но ничего уже не будет прежним. Это я знал точно. Все останется здесь. В прошлом. В воспоминаниях. А что будет дальше?.. Посмотрим.

Из неба показалась голова исполинского зверя. Оно открыло рот. И вместо глотки у него была чёрная дыра. Или чёрная дыра была его глоткой. Он смотрел на нас.

– У тебя есть плин? – спросил Никола Яныч

– Да, мне тоже любопытно, – сказал Смерть, все это время, как оказалось, стоявший за моей спиной, держась за руку с Джесс. За ними были Чарли и Лидка. Они смотрели на меня. За их спинами был Аллах, Иисус, Один и Юпитер. За ними все боги и все люди, которые когда-либо жили. Вся сила этого мира собралась сегодня здесь.

– Ра-а-а-а-а-а! – закричал мировой Змей и снёс несколько зданий.

Я воспринял это как: «Мне тоже интересно!».

– Ну как же, дорогие мои, вперёд и только вперёд.

– В смысле? – поинтересовался Зевс.

– Помолчи, сейчас, как всегда, он скажет какую-то глупость, которая спасёт нам всем головы, – попросил Смерть.

Я ненадолго задумался.

– В атаку!

– Я так и знал! – закричал Смерть, – вы слышали! Вперёд!

Все закричали и бросились на Змея.

Вся бесчисленная толпа, все взяли всё, что только можно и бросились на Змея, прямо в его пасть. Мы все могли умереть. В черной дыре нас могло разложить на атомы. Но разве, у нас был выбор?

Смерть достал свою знаменитую косу. Она ему не нужна была, просто так, ради эффекта. Зевс взял в руки молнии. Анубис наставил на змея скипетр царства мёртвых. А я просто орал.

Видимо, дной ночью мы не обойдёмся.

Вся мощь этого мира в одну секунду была сосредоточена на одной точке. И в последнюю секунду, мы позабыли обо всех невзгодах и конфликтах, разделявших нас. Все мы бросились на единого врага. Все как один. В единый поток. И в конце, мы встретились со Змеем и ударили его в глотку.

Тьма. Аккорд. Занавес…

Часть Четвёртая

Эпилог

Божественная Любовь

Я все ещё помню, как проснулся во тьме, после того, как обрушил на Змея всю свою ярость. Но тогда то, что было недавно, для меня не имело никакого значения. Рядом со мной не было никого. И я падал во тьму. Бесконечное падение в невидимую воронку. Казалось, я не заснул, а проснулся, после долгого и мучительного сна. Вся моя жизнь была прожита не мною, а таинственным незнакомцем, который встретил свой конец и дал право истинному хозяину вступить во владения.

Вся моя жизнь была обманом.

Ничего не получилось. Мой мир разрушен. Все мертвы. И я тоже мертв.

Вот она какая – жизнь, после смерти. Никакого туннеля нет. Есть лишь тьма и падение в неё. Бесконечное падение. Хотя, если бы сюда прислали бы хорошего топографа, он бы, несомненно, смог бы доказать, что я не падаю, а стою на месте. Но мне казалось. Я чувствовал, как каждый мускул содрогается, при мысли о мгновении, когда я упаду на дно. Но ничего такого не было. И я не упаду никогда. Вся жизнь и смерть – падение в пропасть. А мир – это лишь то, что приговорено бесконечно блуждать во тьме, вокруг впадины, и не знать покоя. Никогда.

Я был. Я есть. Я буду.