Я и представить не могу, как выгляжу. Я не поправляюсь. Я
Но каждое движение напоминает о следах от клейма. О шрамах, которые брат оставил на моем теле. Смогу ли я полностью исцелить их с помощью дикой магии? Как я буду делать это здесь, в Источнике, не навлекая на себя ярость Рохуса и Филомены – или Перхты и Абнобы? А что с барьером, который разрушил Дитер, как это повлияло на магию Источника?
Как я смогу убедить всех, что не только Источник и Начальное Древо не нужны, но что мы должны отказаться от наших законов и церемоний и обратиться к дикой магии?
Как, по мнению Хольды, я должна все исправить?
Мое сердце колотится, и мне приходится остановиться, прижать руку ко лбу и глубоко вздохнуть.
«Не думай об этом сейчас. Не зацикливайся на завтрашнем дне».
Есть только сегодня. Лизель рядом со мной. Мое тело выздоравливает.
И Отто ждет меня.
Лизель протягивает мне изысканную шаль, мягкую, как шелк, и ярко-голубую.
– Совет постоянно проводит заседания, – говорит она, пока мы направляемся к двери. – Они кричат.
Я улыбаюсь ей.
– Да неужели? Лесной народ собирается выйти и жить среди нас.
Она взволнованно морщит носик.
– Вообще-то я собираюсь написать об этом историю. Я работала над этим! Это будет история, которую мы сможем рассказывать у камина. Хочешь послушать?
Мои мышцы напрягаются. Но в ее глазах столько радости, что я киваю:
– С удовольствием.
Мы подходим к двери, и Лизель открывает ее.
– Но не прямо сейчас. Сейчас надо…
Я подпрыгиваю и хватаюсь за дверной косяк, когда ее крик разносится по деревне, над нависающими мостами и крепкими ветвями, освещенными приглушенным полуденным светом. Лесные жители, проходящие мимо, вздрагивают и таращатся на нас, некоторые громко смеются, другие ругаются и подбирают то, что уронили из-за возгласа Лизель.
Я хихикаю, а Лизель пожимает плечами.
– Он всегда рядом. Он просил сообщить ему, когда ты проснешься.
– Крича на весь Источник?
Она снова пожимает плечами.
– Я воспользовалась тем, что Бригитта называет
Моя улыбка смягчается. Я заправляю прядь волос ей за ухо.
– Да, Лизель. Так и есть.
Где-то над нами раздаются шаги, стремительный бег. Я поднимаю взгляд и слежу за шагами, пока они стучат вниз по лестнице, через мост, огибая ствол дерева…
Отто появляется в моем поле зрения, перепрыгивая последние несколько ступенек. Его взгляд встречается с моим, и он не замедляется, но его лицо расплывается в широкой улыбке, и он спешит ко мне, протягивая руки.
Он такой же чистый и сияющий, как Лизель, его волосы собраны на затылке в узел, накрахмаленная коричневая туника подпоясана на талии, а черные ботинки блестят на солнце. Из-под рукава у него на запястье выглядывает повязка, а на виске красный порез, но в остальном он цел.
Спотыкаясь, я иду вперед, улыбаюсь так широко, что у меня болит лицо, и не успеваю переступить порог, как Отто влетает в комнату, нежно обнимая меня, опасаясь, что его прикосновения вызовут у меня боль. – Все в порядке? – спрашивает он. – Я делаю тебе больно?
Я прижимаюсь к нему.
– Если я не окажусь в твоих объятиях в ближайшие две секунды, Отто Эрнст…
Он успокаивается, прижимает меня к себе, и я слышу, как рокот его смеха отдается где-то глубоко в его груди.
– Требовательная, как всегда, не так ли? – Но в его голосе слышится облегчение.
Я позволяю ему взять меня на руки, не обращая внимания на жжение от клейма на животе и резкую боль от клейма на груди, и просто наслаждаюсь им. Ощущение его тела, его запах, и то, как он прижимается губами к изгибу моего плеча, наполовину целуя, наполовину вдыхая мой запах.
Со стороны, откуда он пришел, появляется Корнелия в сопровождении Бригитты и Алоиса.
– Бригитта! – взвизгивает Лизель и бросается к ней. – Я рассказала Фрици о своей истории…
Ее голос затихает, но я напрягаюсь, зная, зачем они пришли. Они захотят рассказать о том, что произошло на совещаниях, и я действительно хочу знать, но и хочу притвориться, что все прекрасно, еще чуть-чуть отдохнуть. Хочу помечтать о том, что все действительно закончилось.
Отто чувствует мое напряжение и крепче прижимает к себе.
– Не торопись. Дела ждали три дня – могут подождать еще немного.
– Еще немного? Сколько еще? – Я выдавливаю из себя ухмылку, цепляясь за намек, которого он, возможно, даже не заметил.
Его смешок переходит в рычание.