Ночь ведьмы. Книга первая

– Что, если магия не позволит тебе выйти? – спрашивает он, и я слышу в его голосе надежду на то, что мне, возможно, придется остаться здесь, а он один отправится на рынок.

– Тогда я разнесу твой дом до основания, – выплевываю я и протискиваюсь мимо него.

Слава Триединой, магия позволяет мне выйти, пока я двигаюсь медленно и не пытаюсь подвергнуть себя опасности. Капитан указывает на небезопасные места – несколько досок и ящиков сломаны, – и я жду внизу, пока он запирает дверь и спускается. Это дает мне время сориентироваться – не то чтобы я знала, в какой части Трира нахожусь, – и я медленно поворачиваюсь, осматривая окрестности.

Это заброшенный район.

В основном.

Здания безмолвные и обветшалые, скрепленные старыми досками и увешанные рваными простынями. Возникает… ощущение, которое я не могу определить, будто этот район окутан защитным заклинанием.

Только это вовсе не заклинание. Это горе, осознаю я внезапно. Улица, здания – что бы здесь ни случилось, оно оставило след печали в каждом камне и каждой доске.

Это чувство стучится в мое сердце. Словно узнавая меня.

Тетя Кэтрин могла бы связаться с обитающими здесь духами. Бирэсборн ощущался таким же перед тем, как я ушла: будто мертвые прижимались к завесе между мирами, будучи не в силах пока двинуться дальше.

Капитан идет по улице, и я следую за ним.

– Что здесь произошло?

Он смотрит на меня сверху вниз.

– Это Юденгассе.

Его ответ поражает меня до глубины души. Со времен того указа прошли десятилетия. Я и забыла, и теперь меня наполняет отвращение – к себе за то, что забыла, и к хэксэн-егерю за то, что так бесцеремонно говорит об этом. Целый народ заставили покинуть город.

Церковь заставила этих людей покинуть свои дома.

– Не понимаю, как кто-то может верить в вашу церковь, – шепчу я. – Ее испорченность настолько очевидна, что ослепляет.

Капитан вздрагивает.

– То, что считается нормой, не подвергают сомнениям – когда люди знают только тьму, они забывают о существовании света.

– Но это не соблазнительная тьма. Как возможно…

– Соблазнительная тьма?

Его вопрос заставляет меня замолчать. Я не хотела этого говорить. Нет… не так.

Я сглатываю, глядя на него и думая, собирается ли он настаивать на разъяснении.

– Ваша Церковь говорит о соблазне дьявола. В этом виде зла нет никакого соблазна. – Я взмахом руки обвожу улицу. – Не могу представить, что, увидев такое отношение к людям, я решу зайти в церковь.

Его челюсть напрягается.

– Как ты и сказала, это дело рук Церкви, – шепчет он, – а не моего Бога. И многие это понимают. В любом случае я должен в это верить.

Я дрожу, крепко обхватив себя руками. Ярость, которая пробуждается во мне, когда он говорит о вере, в равной степени отвратительна и… знакома.

Я помню человека, который непоколебимо верил в Триединую.

Человека, который верил, что нашей магии нет дна.

Человека, которого Триединая разочаровала.

– Ты не можешь разделять своего бога и зло, совершаемое в его честь. – Мои слова звучат жестче, чем я хотела. Все из-за этого места. Этого района. Жестокости творившихся здесь злодеяний.

Из некоторых окон выглядывают лица. Люди прячутся в заброшенных зданиях. Люди, доведенные хэксэн-егерями до отчаяния.

Я замечаю, когда оглядываюсь, два лица в окне дома позади нас. Остальные быстро прячутся, когда я поворачиваюсь, но эти двое остаются. Смотрят. Наблюдают.

Дети. Им лет по семь-восемь. Грязь размазана по их лицам.

Злость подкатывает к горлу, побуждая накричать на хэксэн-егеря, свалить всю вину на него, заставить увидеть, что происходит в его городе.

Но думаю, он и так это понимает.

А я не представляю, что с этим делать.

– Я знаю.

Я поднимаю взгляд на капитана. Он смотрит туда, куда смотрю и я, на детей в окне. Он кивает им, мягко улыбается, а потом его взгляд встречается с моим.

– Я знаю, что многое из того, что произошло, было сделано в Его славу, – говорит он. – Вера – это… сложная штука.

– Правильное решение – это не сложно.

– И это я знаю. Именно поэтому мы собираемся спасти невинных.

– А что потом? – Вопрос как удар в живот. «А что потом?»

После того как я заберу Лизель. После того как выведу всех из города. Мы с Лизель сбежим в Черный Лес… «А что потом?»

Угроза все еще здесь. Коммандант Кирх все еще здесь. А я собираюсь прятаться, пока он копит силы? Что я могу сделать?

«Остановить его».

Голос неумолим и тверд.

«Остановить его».

Этот район наполнен той же решимостью. Все, кто бывал здесь – каждый человек, убитый или вынужденный жить в изгнании десятилетиями, даже столетиями, – я чувствую, как трепещут их души при мысли, что главный хэксэн-егерь за все ответит. Даже если они не подвергались гонениям со стороны охотников, зло везде одинаково.

«Остановить его».

Как? Что я могу сделать? Мама провела в Бирэсборне гораздо больше времени, чем следовало, пытаясь придумать, как достучаться до него, как убедить отказаться от этого крестового похода. Но что, если нет возможности его остановить, – что тогда?