Ночь ведьмы. Книга первая

– Кобург? – Фрици приподнимает брови, глядя на меня. Кобург находится на востоке, это один из тех городов, где Мартин Лютер провел Протестантскую Реформацию. Для католиков он был еретиком, для протестантов – лидером, его имя навсегда изменило положение восточных княжеств. Кобург был городом, где Лютер перевел Библию с латыни на немецкий, позволив любому человеку – по крайней мере, любому, умеющему читать, – познать Слово Господне.

По мнению архиепископа Трира, подобная свобода в отношении к Богу является предательством. Но если бы каждый грамотный человек мог разглядеть смысл, стоящий за цитатами из писания, которые он использует в качестве оружия, возможно, ядовитые слова, с помощью которых он загоняет невинных людей на костры, потеряли бы свою силу. В прошлом году архиепископ отправил меня в Меринг с заданием уничтожить источник нарастающего интереса к протестантству на границе. Я нашел священника, который обращал в свою веру католиков, но, вместо того чтобы убить его, я поговорил с ним. Мои надежды, что там, возможно, церковь была более понимающей и открытой, оказались уничтожены. Библия, возможно, и доступна для чтения, но люди, принадлежащие к протестантству, стремятся скрыть толкования, отличные от их собственных. Те же старые предрассудки восстают против евреев, против женщин, против тех, кто отличается от остальных.

Может, я и верю в Бога, но ни одна церковь не заслуживает моей веры.

Я отрываюсь от мрачных мыслей и вижу, как Фрици делает большой глоток пива из ковша. Девушка с ведерком поворачивается ко мне.

– Она сказала, что вы заплатите. – Ее кокетливая улыбка отличается от улыбки той, которая предлагала мне выпить раньше, той, которая вздрогнула, увидев мою эмблему.

Я протягиваю девушке монету. Фрици делает еще глоток пряного пива, и я протягиваю второй пфенниг.

– Пошли, – говорю Фрици, прежде чем она успевает сделать третий глоток.

– Это хорошее пиво! – сообщает она девушке, которая хихикает.

– Вряд ли такое уж хорошее, – бормочу я, когда торговка не слышит. Фрици вскидывает бровь. – Моя сестра варит лучшее.

– Полагаю, приправляя мускатным орехом? – Она легко тычет меня в ребра.

– Да, – отвечаю, не в силах сдержать раздражение в голосе. – Готовит в медном котле, который достался ей от нашей матери.

Фрици смотрит на меня, но ничего не отвечает. Но при мысли о Хильде я снова мрачнею.

– Нам нужно найти… – начинаю я, но Фрици уже ушла, направившись к прилавку со стеклянными безделушками. Шаткий деревянный стол кажется недостаточно прочным для хранения таких хрупких вещиц.

– Не думал, что ты из тех, кто любит безделушки, – говорю я.

Фрици бросает на меня обиженный взгляд:

– Мне нравятся красивые вещи.

«Как и мне», – думаю я, и, слава Христу Всемогущему, эти слова не срываются случайно с моих губ.

– Вот это, – говорит Фрици, указывая на осколок стекла с голубыми вкраплениями, подвешенный, как амулет, на кожаном ремешке. – Когда я была маленькой, одна из моих кузин разбила старую синюю бутылку, и я плакала и плакала, потому что та была очень красивой. Моя мама положила кусочек на блюдо с песком и водой и сказала, что, если я хорошенько потру, стеклышко превратится в драгоценный камень. Я знаю, это было лишь стекло, но… – Она смотрит на меня. – Это было волшебно.

Я не могу удержаться от улыбки, замечая тайный смысл ее слов, и представляю, как маленькая Фрици стачивает острые края осколка, пока он не превратится в бусинку.

– Когда я был младше, ездил в Венецию. Мой отец отправился в паломничество в Рим, и мы совершили дополнительное путешествие. Я видел стеклодувов.

Глаза Фрици загораются, когда я описываю, как стеклодув, стоя перед пылающей печью, поворачивал длинную трубу, а затем металлическими тисками сдавливал раскаленное стекло.

– И вот так он сделал лошадь.

– Лошадь? – Фрици широко распахивает глаза, зачарованная моим рассказом.

– Я учился в Венеции, – говорит торговец за прилавком, привлекая наше внимание. – Венецианскую безделушку для вашей девушки? – Он толкает стол, и стекло звенит.

Я склоняю голову в притворном почтении. Любой стеклодув, претендующий на венецианское мастерство, безусловно, заслуживает уважения, но я вижу, что этот думает, будто сможет вынудить меня потратиться, чтобы произвести впечатление на Фрици. Он, вероятно, решил, что я хвастался, когда упоминал о паломничестве, но я говорю по-итальянски:

– Sai come fare il culo di un cavallo?

– Ой, – говорит мужчина, его глаза расширяются. – Конечно, сэр, я, э… Я встречал человека, о котором вы говорите. – Очевидно, он понятия не имеет, что я сказал, даже Фрици это понимает, и ее смех звучит ясно, напоминая мне венецианское стекло.

– О Liebste, купи мне что-нибудь красивое из этого стекла, – говорит она с наигранным кокетством. Я знаю, что она издевается надо мной, называя меня «любимым», но торговец за прилавком этого не понимает. Он застенчиво улыбается мне, все еще надеясь на выгодную сделку.

– Сегодня нам нужно купить кое-что другое, дорогая.