Ночь ведьмы. Книга первая

– Но это из-за меня. – Мой голос хрипит, жалит язык, и клянусь, что чувствую вкус крови. – Из-за того, что я впустила его. Я ослабила защиту, которая защищала мой ковен. Я впустила его в Бирэсборн. Я. Я сделала это. Я причина того, что… – Я давлюсь слезами, а потом словно распадаюсь на части, плач разрывает меня. – Я причина того, что они мертвы. Он убил всех. Потому что я впустила его и… отказала ему.

– Отказала?

Слова, которые я не могу остановить, вырываются сами собой.

– Он приехал в Бирэсборн, чтобы заполучить меня. Он хочет, чтобы я связала себя с ним. То зелье, о котором я рассказывала. То, которое может связать ведьму с другим человеком. Но если… если двое тех, кто использует дикую магию, связаны зельем… У Дитера тогда будет невообразимая сила. Он станет использовать мое тело, чтобы запасать магию, и он настолько силен, что я не смогла бы ему помешать.

– Но ты должна добровольно принять связующее зелье.

– Да.

– Значит, можно не бояться, что это случится. – Он говорит так спокойно. Будто это единственное, что имеет значение, и раз с этим решили, у нас все в порядке.

Я хмуро смотрю на Отто, склонив голову набок.

– Ты что, не слышал, что я сказала? Я впустила его в свой дом. Я предала свой ковен. Все это произошло из-за меня.

Я ожидаю, что Отто уйдет. Теперь, когда ему известно. Он уйдет.

– Ты знала, что он сделает? – тихо спрашивает он. – Знала, для чего он пришел в твою деревню?

Я сглатываю, пытаясь подавить боль, но она проснулась и требует, чтобы я сдалась.

Закрыв лицо руками, прислонившись спиной к дереву, я качаю головой:

– Нет. Я думала… я думала, он вернулся домой. Я скучала по нему. И не знала, кем он стал. Но должна была догадаться. Должна была остановить это…

Мне требуется время, чтобы осознать, что Отто обнимает меня.

Я чувствую тепло его тела. Его дыхание становится резким и прерывистым. Сила его рук, обвивающих меня, прижимающих к себе, заставляет мое тело вздрогнуть и замереть.

– Это не твоя вина, Фрици, – повторяет он, теперь более уверенно. – Ты не виновата в его действиях. Это не твоя вина.

Он говорит это. Снова и снова. А я плачу в его объятиях, позволяя ему обнимать меня в холодном лесу, пока мы пытаемся спасти наши жизни, будто у нас есть время предаваться сейчас моему горю. Но Отто гладит меня по волосам и шепчет что-то успокаивающее: «Это не твоя вина, твоя семья простила бы тебя, теперь ты в безопасности, Фрици», – и я должна поверить.

Когда я восстанавливаю дыхание, а слезы немного утихают, я говорю или требую, понизив голос и неожиданно разозлившись:

– Насколько ты настоящий?

Отто замирает, запустив руку мне в волосы. Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на него снизу вверх, понимая, что выгляжу отвратительно, но он смущенно улыбается мне.

– Ты такой противоречивый, – продолжаю я, сжимая его рубашку. – До этого дня ты был благородным хэксэн-егерем. А теперь ты мужчина, который утешает женщину, которая должна бы вызвать у него ярость или по меньшей мере отвращение…

Он качает головой, держа меня за локти.

– С какой стати я должен испытывать к тебе ярость или отвращение?

– Из-за того, что я сделала! Со своим ковеном. С тобой. С твоей сестрой. Все неприятности, которые я доставила…

– А я не доставил тебе неприятностей? Арестовал. Бросил в доме-крепости без объяснения причин. Втянул в свой план побега. Арестовал еще раз.

– Только потому, что я с самого начала испортила твой план!

– Когда помогла той, кого считала невинной женщиной, к которой пристали охотники.

– Не пытайся оправдать мои грехи.

Отто указывает рукой на себя:

– Я католик.

Неожиданно это заставляет меня рассмеяться. Смех становится громче, пока улыбка Отто тоже не перерастает в смех, и мы, должно быть, и правда спим и видим сны или вымотаны до предела, раз находим что-то радостное в этом лесу.

Отто уговаривает меня вернуться на поляну к Лизель, которая спит у костра, и мы сидим в уютной тишине, пока она дремлет, а пламя потрескивает. Слезы на моем лице высохли, но я чувствую отголоски своего смеха.

Мы не сможем здесь долго оставаться. Нет, только до тех пор, пока Лизель не отдохнет.

Но сейчас, после нервного срыва, я сосредотачиваюсь на ощущении того звонкого смеха. Не на опустошенности горя, которое снова накатывает на меня, лишь на время засыпая, всегда поджидая, дыша мне в спину.

* * *

На следующий день мы с Отто сменяем друг друга на веслах, чередуя греблю с перерывами, когда позволяем течению нести нас. Мои руки горят, а нижнее белье, пропитавшись потом, прилипает к телу, когда солнце скрывается за горизонтом, погружая реку в кромешную тьму, а небо заслоняется плотной завесой облаков.

Я опускаю ноги на дно лодки, стараясь не задеть Лизель, которая погрузилась в сон. Будет не так удобно, как спать на берегу, но сколько ночей мы можем позволить себе проводить, не двигаясь вперед? Мы не сможем вечно продолжать в том же духе, не сходя на берег, но будем стараться, насколько это возможно.