В темноте я различаю, что Отто протягивает мне бурдюк с водой и кусок твердого сыра. Я беру их, но руки у меня онемели, и все, что я могу сделать, это запихнуть еду в рот.
– Я буду дежурить первым, – шепчет Отто. – Разбужу тебя через несколько часов.
– Я так не думаю. Первой буду я.
– Фрици.
– Не верю, что ты разбудишь меня, когда придет время меняться.
– Я бы не стал…
– Думаю, ты позволишь мне спать столько, сколько я захочу, из-за своей мужской гордости, а завтра будешь страдать от бессонницы. Так что
Повисает тишина. А затем раздается его разочарованный вздох.
–
Если бы мы могли видеть в темноте достаточно хорошо, то посмотрели бы друг на друга с гневом.
Я драматично вздыхаю.
– Так и быть, позволю тебе выиграть этот бой.
Уверена, он сейчас закатывает глаза.
– Все что угодно, если это поможет тебе уснуть.
–
Отто находит в темноте мою руку, его грубые пальцы сжимаются на моем локте, и что-то натягивается в глубине под моим пупком.
Его прикосновение ослабевает. Он скользит вниз по моей руке, а потом сжимает мне пальцы, и я чувствую тепло его дыхания на запястье.
Дева, Мать и Старица, я же просто
И все же внутри у меня все сжимается, и я не могу дышать.
–
Я устраиваюсь поудобнее, в животе все трепещет. Я сворачиваюсь калачиком, как Лизель, кладу руку под голову вместо подушки и подтягиваю колени к груди.
Только благодаря тому, что чувствую себя измотанной – и надеюсь, буду меньше отвлекаться, когда по-настоящему высплюсь, – у меня получается ни о чем не думать. В тот момент, когда мои глаза закрываются, покачивание лодки успокаивает мой ум, и я погружаюсь во тьму – все глубже и глубже…
Лес вокруг Бирэсборна горит. Каждое дерево, каждый листок, каждая травинка. Я кружусь, но не могу придумать, как это остановить, какое заклинание использовать. Что я могу…
Голос раздается у меня за спиной.
Я не буду оборачиваться. Не буду. Дым сгущается, проникает в легкие, и я кашляю, на глаза наворачиваются слезы.
– Ты тоже слышишь голос, Фрицихен? Ты ведь слышишь, не так ли?
Передо мной из дыма материализуется Дитер.
Я в ловушке. Дитер, голос – оба пугают меня до глубины души, оба заставляют в отчаянии думать, что делать, пока лес продолжает гореть.
Дитер подходит ближе.
– Полагаешь, что сбежишь от меня? Давай, беги,
Я открываю рот, но не могу вымолвить ни слова – дым слишком густой, воздух наполнен пеплом и вонью пожара, и я дрожу от страха, глядя в глаза Дитеру.
Это сон. Знаю, что сон. «Проснись, проснись…»
Я спотыкаюсь в панике, отворачиваюсь от него, пытаюсь убежать…
Но этот голос. Голос, который звучал у меня за спиной. Там оказывается дерево, которое я видела во сне несколько дней назад, его ветви тянутся высоко в небо. Только оно не горит, его ветви оголены, как зимой, и оно возвышается надо мной, поражая своим присутствием настолько, что я падаю на колени. Это Начальное Древо? Почему оно говорит голосом дикой магии?
28. Отто
Добравшись до Кобленца, мы сворачиваем на юг и двигаемся против течения, что требует значительно больших усилий, чем хотелось бы. Но на Рейне оказывается больше людей, чем на Мозеле, и это нам на руку. Мы – маленькая лодка среди десятков других, скользящая в тени больших кораблей. Никто не утруждает себя расспросами. Когда мы платим за проезд в городах, чтобы продолжить путь вниз по реке, католики принимают нас за протестантов, а протестанты принимают нас за католиков, и никто не стремится выпытывать у нас правду, как только мое золото оказывается у них на ладони.