Ночь ведьмы. Книга первая

У Фрици перехватывает дыхание от ужаса, когда бледный палец женщины натыкается на шероховатость столешницы. С громким щелчком заноза отламывается и вонзается в кончик пальца женщины, так что кровь начинает размазываться по буквам. Несмотря на боль, которую, должно быть, причиняет такая грубая заноза, старая женщина даже не вздрагивает, на ее лице не отражается ничего, кроме приятной улыбки, прорезающей морщины.

– Пожалуйста, прекратите, – еле слышно произносит Лизель.

– Что прекратить, дитя? – спрашивает старушка.

Меня охватывает холод и чувство беспомощности. Это то, что Дитер хотел сделать с Фрици? Лишить ее магии, ее «я» и оставить от нее лишь оболочку, так чтобы она стала безликой куклой, которой он может управлять?

Ярость, раскаленная добела и обжигающая изнутри, сменяет мой ужас.

Я никогда не позволю ему так поступить с Фрици. Я убью его не только за то, что он сделал, но и за то, что он хотел – хочет – сделать. Я убью его, и если Бог не даст мне позволения совершить этот грех, пусть остановит мою руку, потому что ничто, кроме божественной кары, не помешает моему клинку.

– Нам пора, – повторяю я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, ради Лизель. Нащупываю дверь позади себя, слишком взволнованный, чтобы отвести взгляд от женщины. Я открываю дверь, и Лизель почти выбегает наружу, на холод. Я делаю шаг назад, хватаю Фрици за руку и крепко сжимаю. От нее веет страхом, и я притягиваю ее к себе, позволяя спрятать лицо у меня на плече, пока мы, пошатываясь, выходим из дома. Я крепко обнимаю ее за талию, поддерживая и надеясь, что она чувствует, что я сделаю все, чтобы защитить ее.

Глаза пожилой женщины встречаются с моими через открытую дверь. И всего на мгновение, пока Дитер владеет ее телом, они становятся бледными, жуткими и бездушными.

29. Фрици

Он преследует нас.

Во время наших остановок у реки я старалась собирать травы, какие только могла, но зима непреклонна, и мне едва хватало на одно зелье, которое я использовала для защиты нашей лодки.

Это очень помогло нам.

Пока мы пробираемся между тонкими зимними деревьями, я срываю пригоршни омелы с низко свисающих веток. Спешу вперед и использую несколько минут, пока Лизель и Отто не догонят меня, чтобы поискать среди снега и грязи, но в это время года там ничего нет, абсолютно ничего. Я всегда полагалась в течение зимы и ранней весны на засушенные травы и теперь понимаю, какая это роскошь и как я бесполезна без необходимых припасов.

Тем не менее я собираю омелу в пустые склянки. Скорее на удачу, чем для защиты, но этого должно хватить, и я шепчу заклинания над зельями, пока мы идем вперед. Я рассовываю пузырьки всем по карманам и втыкаю веточки омелы в косички Лизель – вчера я, как могла, вымыла нам обеим головы ледяной речной водой, а Лизель согрела мне застывшие от холода руки. Мои белокурые локоны растрепались под широкополой шляпой, но с чистыми косичками и зелеными веточками, красиво вплетенными в волосы, Лизель выглядит празднично, как невинный ребенок, бегающий по лесу в Йоль.

Но этого недостаточно. Дитер посмеялся бы над жалкими попытками помешать ему. Он овладеет следующим человеком, с которым мы столкнемся, – или, может быть, Отто? Да поможет мне Триединая. Дитер не может – не посмеет овладеть им – и как он вообще манипулирует людьми? Способен ли он так поступить со мной? Нет. Ему удается воздействовать на тех, кто не подозревает о вторжении в их разум. Мы будем сопротивляться. Мы должны…

Охваченная беспокойством, я бормочу заклинание над пучком омелы, который держу в руке, когда Отто трогает меня за плечо:

– Фрици. Смотри.

Я мгновенно оборачиваюсь, насторожившись…

Перед нами, чуть ниже по склону, раскинулся городок, окруженный Черным Лесом.

Это самый большой город, который мы видели с тех пор, как проплывали через Кобленц, он не такой громадный, как Трир, и застроен гораздо более хаотично: путаница улиц и зданий виднеется за деревьями леса, расползаясь по поляне, и никаких стен, которые могли бы его защитить. Несколько мостов перекинуты через похожие на болота ответвления рек, и хотя уже поздно и заходящее солнце должно подгонять жителей вернуться в дома, на каждом мосту горят факелы и раздаются добродушные возгласы. Из центра города доносится музыка, несколько песен, перекликаясь друг с другом, соревнуются за лидерство на залитой кострами центральной площади.

Свет и легкомыслие будто борются с мраком Леса, но и то и другое в равной степени привлекает меня: бескрайняя темнота Черного Леса, где мы найдем то, что ищем, и жизнерадостная беспечность города.

– Баден-Баден? – Лизель поднимает взгляд на Отто.

Он улыбается ей:

– Кажется, мы как раз успели на пир.

Лизель сияет. Ее щеки порозовели, она уже не такая изможденная.

Я заметила, как Отто подсовывает ей что-нибудь из своей еды. Заметила, как он всегда смотрит на нее, просыпаясь, чтобы убедиться, что она здесь и в безопасности.