Ночь ведьмы. Книга первая

Она делает шаг вперед, и впервые я замечаю в ее руке клинок, сделанный из блестящей латуни, со сверкающим острым лезвием. Она, не колеблясь, прижимает кончик лезвия к уголку моего правого глаза. Тонкая кожа легко рвется, и кровь обжигает глаз, смешиваясь со слезами, когда Дева проводит лезвием кривую линию вниз по моему лицу. Лезвие такое острое, что я не чувствую пореза, только боль, когда горячая кровь дымит на холодном воздухе. Я не могу пошевелиться, не могу закричать, даже когда клинок проходит по краю челюсти вниз по шее. Я сглатываю, и этого движения достаточно, чтобы нож вошел глубже.

– Не волнуйся, Отто, я избегаю артерий, – любезно предупреждает она. Отступает назад и разглядывает свою работу. Я не вижу себя, но чувствую порез, который Дева оставила от моего глаза до ключицы. Она нанесла его так глубоко, что уголок моего рта отвис и рот онемел, не позволяя мне что-то сказать. Кровь заливает лицо. У меня навсегда останутся шрамы, если я не умру от инфекции.

– Этого достаточно? – я едва выдавливаю из себя слова, кровь стекает с губ, когда я пытаюсь их выговорить.

– Достаточно? – переспрашивает она.

– Достаточно ли моей крови для жертвы, – поясняю я, тщательно выговаривая слова, – чтобы защитить от вашего клинка Фрици и Лизель?

Дева снова улыбается, на этот раз чуть более искренне.

– Мне никогда не нужна была твоя кровь, Отто Эрнст.

Боль немедленно проходит. Я чуть не падаю. Богиня освободила меня от невидимых пут. Я ощупываю лицо – на нем нет ни пореза, ни даже царапины. Я смотрю на руки Девы. Клинка нет.

– Чего вы хотите? – спрашиваю я. – Если не моя кровь, не моя боль, то что?

– Мне важно знать, действительно ли ты защитник, – говорит она. – Это моя сущность. Я богиня-защитница. – Когда она произносит последние слова, на мгновение ее зеленое платье становится ослепительно-белым.

Может, это испытание только для меня. Фрици и Лизель знают эту богиню. Возможно, они уже в безопасности.

Но я вспоминаю еще кое-что из того, что рассказала Фрици: ее заклинание, наложенное на мою сестру, было защитным.

– Хильда, – говорю я, имя сестры срывается с губ. – Вы защитили Хильду?

Хольда нежно улыбается.

– Да. – Ее взгляд становится свирепым. – Но не ради тебя, глупый мальчишка. Я сочла ее достойной и, несмотря на отсутствие у нее магии, разрешила войти в Источник. В качестве одолжения. Моему чемпиону.

«Она имеет в виду Фрици», – думаю я. Фрици воззвала к богине, прося о защите, и Хольда откликнулась – возможно, с чуть большим энтузиазмом, чем ожидала Фрици, но все же…

– Могу я увидеть ее? – спрашиваю я.

– Я еще не решила, – отвечает Хольда.

– Вам нужна жертва, – догадываюсь я.

– Мне нужно знать, что ты достоин. – Хольда расхаживает передо мной, и в этот момент я понимаю, что защитный кокон из тумана вокруг нас уменьшился. Она может сделать всего несколько шагов, прежде чем ей приходится развернуться и пойти в обратную сторону. Туман стал гуще, но по-прежнему мерцает острыми лезвиями. Мой правый глаз побаливает.

– Говоришь, ты защитник, – продолжает Хольда, – но ты не защитил десятки, сотни невинных людей.

Она имеет в виду тех, кого сжигали во время судов над ведьмами.

– Я пытался, я…

Мой голос отказывается мне подчиняться. Я шевелю губами, но не могу издать ни звука.

– Я не говорила, что ты не смог их защитить, – ворчит Хольда. – Я сказала, что ты их не защитил.

Тяжесть моих неудач ложится на плечи. Я отшатываюсь и ударяюсь о туманный барьер. По коже пробегает огонь, и хотя пламени нет, я чувствую, как трескается кожа и горит плоть. Все те смерти, которые я не предотвратил. Крики людей слышны сквозь шипение невидимого пламени, и я узнаю голос каждой жертвы, которую не смог спасти.

«Я пытался», – повторяю я, но сделал ли все, что было в моих силах? Я всегда оправдывал себя тем, что работаю секретно, что сею хаос и пытаюсь оказать помощь, оставаясь незамеченным, но было ли этого достаточно? Люди все равно сгорали на кострах. Я делал недостаточно, чтобы спасти всех. Я мог бы совершить больше, стать кем-то более влиятельным, работать усерднее – я мог бы убить Дитера. Убить архиепископа. Сжечь Трир дотла. Я…

Ощущение жжения на коже проходит, но мой плач не стихает. Я падаю на колени. Я не прошу о прощении, не заслужив его. Но мои грехи оказываются слишком тяжелы, и я не способен их вынести.

– Скажи, почему ты стал хэксэн-егерем? – холодно спрашивает Хольда.

– Чтобы попытаться помочь другим…

– Не лги, смертный.

Я заставляю себя перестать плакать и взглянуть на то, что сделал, и то, чего не сделал.

– Я стал охотником, чтобы плюнуть на могилу своего отца, – отвечаю я, и мои слова звучат твердо, потому что это правда. Я ненавидел отца. Ненавидел то, что он сделал. Я хотел стать его противоположностью. Я присоединился к хэксэн-егерям не чтобы спасать других, а потому, что знал: ничто не разозлит его больше, чем мысль, что я высмеиваю его религию, что трачу время на то, чтобы разрушить верования, вокруг которых он построил свою жизнь.