Ночь ворона, рассвет голубя

Она откусила кусочек кожуры и выплюнула его.

– Смотри.

– О нет, этого не будет.

Дакш взмахнул рукой. Травинки взметнулись с земли, и, превратившись в серебряные веревки, полетели прямо к ней. Пораженная, она выронила манго. Веревки затянулись вокруг ее запястий, надежно связав ее руки за спиной.

Она застыла, все веселье испарилось.

– Айрия Дакш, – сказала она, подчеркивая почтительное обращение, – ты собираешься держать меня связанной все три дня?

– Столько, сколько потребуется.

Он подошел к ней ближе и пнул манго подальше. Она с болью наблюдала, как плод откатывается в сторону. Вот и пропал ее обед.

– Ты наверняка должен присматривать и за другими учениками, – возразила она. – Более важными, чем я.

– Все ученики одинаковы в глазах своего учителя, – безмятежно сказал он.

Теперь, когда она оказалась в менее выгодном положении, к нему вернулись спокойствие и самоконтроль. Невыносимый человек! Она не собиралась спускать ему это с рук.

– Это все лишь отговорки, – сказала она, подражая его тону. – Ты хотел связать меня вот так с самого начала.

Он моргнул.

– Что? Нет.

Но она продолжила гнуть свою линию, полная решимости воспользоваться доступным ей преимуществом и сбросить с него эту маску спокойствия.

– Интересно почему? Что ты хочешь со мной делать, пока я связана и беспомощна?

– Ничего, – сказал он, глядя на ее губы.

– Лжец, – сказала она и улыбнулась.

А дальше произошло то, что она никак не ожидала.

Одним шагом Дакш сократил расстояние между ними, и кончиками пальцев коснулся ее губ.

– Я бы хотел поцеловать тебя, – сказал он, прожигая ее взглядом. – Можно?

Она ошеломленно на него посмотрела. Открыв рот, она произнесла первое, что пришло ей в голову.

– Конечно, если ты вообще знаешь как.

Тогда он приподнял подбородок Катьяни и прижался своим ртом к ее. Его мягкие и податливые губы идеально легли поверх ее губ. Щеки Катьяни ласкало его теплое дыхание, еще сильнее сводя ее с ума.

Мысли Катьяни замерли. Ее сердце колотилось так сильно, что ей казалось, он тоже должен это слышать. Она закрыла глаза, отдаваясь нахлынувшим на нее невероятным ощущениям, поражаясь как самой себе, так и ему.

Он скользнул одной рукой ей за голову, а другой – к ее связанным запястьям, и, обхватив их, прижал ее к себе. Поцелуй стал более глубоким, более требовательным. Она издала тихий горловой звук, и он ответил, прижав ее тело еще ближе к своему. Она могла чувствовать каждый контур его стройной, мускулистой фигуры. Как раз в тот момент, когда она подумала, что если они сейчас не остановятся и не переведут дух, то она развалится на части, он прервал поцелуй и отпустил ее. Дакш уставился на нее, тяжело дыша. Его лицо было таким живым, таким теплым и пылким, что от прежней холодности не осталось и следа. Как будто все это время он и правда носил маску и теперь снял ее ради Катьяни.

Она была потрясена до глубины души. Ее губы горели, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Она не могла ни говорить, ни ясно мыслить и знала лишь, что хочет, чтобы он поцеловал ее снова. Она уже давно хотела, чтобы он это сделал, но не признавалась в этом даже самой себе. Она все время пыталась вывести его из себя, но теперь, когда он и правда потерял контроль, она была в ужасе. Она боялась, что кто-то из них пожалеет об этом. Что он увидит, как сильно она его хочет и что это вызовет у него отвращение. Он был вне ее досягаемости, и она была бы дурой, если бы позволила себе открыться.

В водовороте эмоций, бушевавших у нее внутри, одна мысль явно звучала громче всех остальных: она не могла позволить ему понять, что этот поцелуй почти свел ее с ума.

Катьяни сделала глубокий вдох.

– Неплохо. Но у меня бывало и получше, – сказала она дрожащими голосом.

Он сжал губы и отступил на шаг назад. На его лицо вернулась маска равнодушия. Несмотря на всю решимость, внутри нее поднялась волна боли. Как ему это удалось? Она бы с удовольствием вот так скрывала от мира свое истинное лицо.

Путы ослабли и спали на землю. Она потерла запястья, не глядя на него, но уже сожалея о своих словах. Но что еще она могла сказать? О, Дакш, поцелуй меня еще раз и не отпускай, и неважно, что твой отец – могущественный мудрец, который не любит женщин вообще и, кажется, меня в особенности, и неважно, что я связана узами с королевой Чанделы и что никакие романтические отношения между нами невозможны.

Да, так было бы идеально.

– Мне жаль, – сказал он холодным, отстраненным голосом.

И этот безразличный тон заставил ее продолжить говорить то, что причинит ему боль. Такую же боль, какую испытывала она сама.

– За что? Что поцеловал меня? Или что не сделал это лучше?

Его глаза расширились.

Черт. Она делала все хуже и хуже. Ей нужно было заткнуться.

– Просто уходи, – сказала она, сумев не дать своему голосу сорваться. – Пожалуйста.