Ночи северного мая

Юрий Васильевич молча слушал резкий голос из трубки. Его напряжённое лицо покрылось испариной. В это время в кабинет влетела Дора Клементьевна, красная и распаренная, словно только что из бани. Она схватила Серёжину руку, как что-то отдельное от него, и потащила к двери. Мальчик попытался вырваться, но она тащила и тащила его, невзирая на яростное сопротивление. Серёжа надеялся, что директор вступится за него, спасёт, но Юрий Васильевич продолжал стоять, сжимая телефонную трубку побелевшей кистью. Серёжа оглянулся, и они встретились взглядами. Юрий Васильевич сделал еле уловимое движение, чтобы броситься мальчику на помощь, но что-то остановило его. Скорее всего, это был резкий голос, доносившийся из телефонной трубки. Дора Клементьевна прошипела что-то неразборчивое, волоча тщедушного мальчика по детдомовскому коридору. Когда директорский кабинет остался далеко позади, она выдохнула и засмеялась.

– Не жить нам тут, мой маленький, не жить больше, и не работать, и не учиться!

– Почему это? – удивился Серёжа.

– Съест нас Юрий Васильевич! С потрохами сожрёт. И не подавится. И тебя, и меня загубит. Пойдём, нам вещи надо собрать. А-а, чего там собирать? Нищему собраться – только подпоясаться!

Они вбежали в узкую комнатку Доры Клементьевны. Серёжа уселся на оттоманку. Он ничего не понимал. Ему было жаль Юрия Васильевича. Сейчас бы он уже рассказывал директору о том, как живётся ему на белом свете, что его тревожит, но прибежала некстати сумасшедшая Дора Клементьевна, и тайна осталась на глубине души. Значит, там ей и место.

– Помоги мне, Серёженька, мы уезжаем!

Доктор Саркисян помолодела на глазах. Она швыряла в баул какие-то вещи, потом вытаскивала их оттуда, меняла местами, судорожно бросалась к шкафу, выдвигала и задвигала ящики стола.

– Я никуда не поеду! – насупился Сережа. Он вжался в стену, чтобы Дора Клементьевна не прикасалась к нему. А она и не трогала его, а всё трясла какими-то тряпками и кофтами. Хваталась то за документы, то за постель, а то начинала заворачивать хлеб в газету. Несмотря на острое желание уехать из детдома, убежать, исчезнуть из него, Серёжа не хотел убегать на пару с сумасшедшей женщиной. Она была не в себе. Мальчик уже знал, что доктор Саркисян тоже детдомовка и что у неё нет родных и близких, нет другого угла, кроме койки в отсеке для обслуживающего персонала детдома. В этом отсеке жили все: директор с семьёй, воспитатели, учителя, дворники. Поселковых в детдоме было мало, только Семён Петрович да нянечка. Они приходили на работу рано утром, а поздно вечером возвращались домой. И все детдомовские, включая педагогов и воспитателей, завидовали им.

– Надо ехать, маленький! – Она села рядом с ним, стараясь не прикасаться к нему. – Надо, Серёжа. Понимаешь, что я сделала? Я позвонила в отдел народного образования и всё рассказала.

Дора Клементьевна замолчала. И хотя она сидела в конце скамейки, Сережа почувствовал, как её трясёт. Женщина тряслась, как заведённая кукла. Руки плясали, коленки стукались друг о друга. Нервная дрожь передалась мальчику. Серёжа заволновался, он сжал кулачки и засопел. Что она могла рассказать о Юрии Васильевиче? Что?

– Понимаешь, Юрий Васильевич – интеллигентнейший мужчина! Заслуженный работник народного просвещения! С тех пор, как его назначили директором, наш детдом преобразился. Он стал самым передовым в области. Юрий Васильевич не боится хулиганов и правонарушителей. И самое главное, Юрий Васильевич – настоящий педагог! Я его очень уважаю. Но, – она задохнулась, немного посидела, запрокинув голову, и, справившись с приступом одышки, продолжила, – но у него есть один недостаток.

Дора Клементьевна замолчала. Она не знала, как объяснить Серёже, какой недостаток есть у директора, из-за которого они должны в одну минуту бросить всё и бежать, куда глаза глядят.

– Какой недостаток? – не выдержал Серёжа. Он не видел недостатков у Юрия Васильевича. У директора детдома много достоинств, но самое главное в нём – это его серые и мудрые глаза, в которые можно было окунуться всем телом, целиком, с ногами и двойками. Там целый мир. Там космос.

– Он, понимаешь, Серёжа, он не совсем обычный мужчина, – еле слышно проговорила Дора Клементьевна. – А его семья ничего не знает.

– Вы тоже не совсем обычная! – возразил Серёжа. – Это нормально!

– Ох, я тут ни при чём! И ничего нормального в этом нет и никогда не будет! – пылко воскликнула Дора Клементьевна и напялила на Серёжу что-то невообразимое. Мальчик пыхтел и отбивался, но она всецело завладела его слабым телом. Серёжа успел разглядеть, что на нём свитер с капюшоном, который доктор Саркисян вязала всю зиму. В нём было тепло и уютно.

– Бежим! Мы поедем на машине, – торопилась Дора Клементьевна, – до посёлка доберёмся пешком, а там поймаем на большаке машину. Мы поедем в Новосибирск. Там у меня есть знакомые. Они попали туда по распределению. Мы все вместе учились в Томске. Я попрошу, они мне помогут. Когда-то мы одной семьёй жили.