Ночи становятся короче

Раздался звук отпираемого замка — и в воротах открылась калиточка. Марци Папир был в тапочках на босу ногу, в ночной рубашке, выглядывающей из-под шубы.

— В такой поздний час! Как ты сюда попал, парень? О, да ты не один?! Да заходите. Мы рано ложимся спать. Время такое неспокойное… Их благородие давно дома, гостей не ждут, так что смело можно ложиться спать. — Марци поздоровался с Лаци за руку.

— Извините, что так поздно… — пробормотал Лаци.

— Слышал я твои звонки, слышал, но твоя тетка затвердила: «Не смей выходить, да и только. Кто знает, какой человек подстерегает тебя у ворот…» Как хорошо, что я не послушался ее и вышел!

Хозяин ввел ребят в кухню, включил свет и, прищурив глаза, стал разглядывать их.

— Да вы такие грязные!

— Путь был дальний, и пришли мы вовсе не из дому. — Йене рассказал, что он получил повестку и вместе с другом хотел бы на несколько дней остаться здесь.

Лаци восхищался своим другом и с волнением ждал ответа старого Мартона. Тем временем из спальни вышла жена Папира, тетушка Бориш. Лаци представлял ее себе старой, но в кухню вошла женщина лет сорока со следами былой красоты, полными руками, круглыми бедрами и пышной грудью. Вся она так и излучала тепло и уют. Она поцеловала Йене, а Лаци протянула руку. Тетушка Бориш засуетилась, бросилась кипятить чай, а через минуту притащила из кладовки сало, колбасу и бутылку с ромом.

«Ай да Марци Папир! — подумал Лаци. — Старик действительно везучий: раздобыл не только выгодное место, но еще и такую жену!»

В этой женщине было что-то такое, что напоминало Лаци о Такачне, и, может быть, именно поэтому тетушка Бориш сразу пришлась ему по душе.

Марци Папир в наброшенной на плечи шубе главного швейцара походил на важного генерала. Однако за внешним радушием, которое он оказывал гостям, можно было заметить подозрительность.

— Ты действительно храбрый парень, — сказал Марци Папир, теребя жирными пальцами подбородок. — Да и твой друг тоже.

— Называйте меня просто Лаци.

— И Лаци тоже. Потому что в армии шутки плохи… Но вы это и без меня поняли. Здесь места хватает, и мы искренне рады принять вас. И еда найдется, с голоду не помрем. Но что будет с нами, если русские не придут сюда?..

— Что вы, дядя Марци! Это невозможно… — Йене нервно рассмеялся. — Если от Сталинграда дошли до берегов Дуная…

— Да, но теперь немцы хотят применить какое-то новое чудо-оружие.

— И вы верите в эту глупость?

— Дорогой сынок, я немало чудес повидал на этом свете… Всего можно ждать.

Жена Папира налила ребятам чаю. Потом подлила в него рома. Напиток пришелся им по вкусу.

— Покажи-ка, отец, ребятам ванную комнату.

После плотного ужина Лаци и Йене помылись. Рядом с кухней находилась комнатка для служанки, в которой тетушка Бориш, застелив постель чистым бельем, уложила парней спать.

На следующее утро они проснулись очень поздно. Тусклые лучи солнца только к обеду достигали окон, выходивших в глубь двора. В комнате почти весь день стояла приятная для глаз полутьма. Тепло, идущее от батареи центрального отопления, и тишина как нельзя лучше располагали к отдыху.

Дни проходили незаметно. Иногда в подвальную комнатушку спускалась горничная, жившая где-то на этаже. Это была сухопарая сорокалетняя старая дева, с желтым от частых абортов лицом. Она болтала с тетушкой Бориш, порой заговаривала и с ребятами, но никогда не спрашивала их, почему они здесь и до каких пор останутся. Тетушка Бориш посвятила ее в некоторые детали, и горничная свято хранила тайну, потому что за долгую жизни в семье его превосходительства она многое видела и слышала, но молчала.

Весь день ребята читали книги. Вечерами Марци Папир рассказывал им новости, услышанные за день, и, не стесняясь, вслух говорил, что, бог даст, все останется так, как было до сих пор.

— Я слышал, новое чудо-оружие немцы намерены применить под Дебреценом, — сказал он как-то, неторопливо хлебая суп. — Это будет нечто похожее на снаряд, который заберет кислород из воздуха и заморозит все вокруг. И как бы русские ни были сильны, они все равно ничего не смогут сделать, так как дышать им будет нечем. Да они просто превратятся в ледышки.

Лаци посмотрел на Йене. У того дрожали губы.

— А все те, кто будет находиться от русских недалеко, но по эту сторону фронта, останутся живы, так как у них будет воздух и они не замерзнут?.. Так, дядя Марци? И вы верите в этот бред?!

— Именно поэтому немцы и будут стараться подальше оторваться от русских, — упрямо стоял на своем Марци Папир.

— Где же вы все это слышали?.. — спросил Йене.

— Мой кум Фери говорил. Он член партии нилашистов «Скрещенные стрелы», а ему это известно от немецкого командования… Словом, ему верить можно.

Лаци в спор не вмешивался, боялся себя выдать, однако Йене не мог себя сдержать.