Ночью вся кровь черная

Видит Бог, и капитан, и старший по званию Ибрагима Секк принимают меня за идиота. Может, я и со странностями, но я не идиот. Я никогда не выдам тайник с отрубленными руками. Это мои руки, я знаю, каким голубым глазам они принадлежали. Мне известно происхождение каждой. На тыльной стороне у них светлые или рыжие волоски, редко когда попадаются черные. Некоторые были пухлые, другие – худые. Ногти на них чернели, стоило отделить их от предплечья. Одна из них была меньше остальных, как будто женская или детская. Постепенно они коченеют, потом начинают портиться. Так что после второй, чтобы сохранить их, я пробрался в окопе на кухню, как следует присыпал их крупной солью и засунул в погасшую печь в еще горячую золу. Там я оставил их на всю ночь, а утром, рано-рано забрал обратно. На следующий день я снова положил их туда же, предварительно заново посолив. И так далее, пока они не стали похожи на сушеную рыбу. Я сушил руки противников с голубыми глазами примерно так же, как у нас дома сушат рыбу для длительного хранения.

Теперь мои семь рук – из восьми, одна пропала из-за шуточек Жан-Батиста, – теперь мои семь рук потеряли свои отличительные особенности. Они стали все похожи одна на другую, все выдубленные, блестящие, как верблюжья кожа, и волосков на них больше нет – ни светлых, ни рыжих, ни черных. Видит Бог, нет на них и веснушек, нет и родинок. Все стали темно-коричневыми. Мумифицировались. Их высохшая плоть больше ни за что не загниет. И никто, кроме крыс, не сможет отыскать их по запаху. Они в надежном месте.

Я подумал, что их осталось только семь, потому что одну у меня стащил весельчак Жан-Батист, мой приятель, большой любитель пошутить. Я не стал возражать, потому что это была первая моя рука и она уже начинала портиться. Я еще не знал, как быть. Мне еще не пришло в голову сушить их, как сушат рыбу рыбачки из Гандиоля.

В Гандиоле речную и морскую рыбу сушат на солнце, а потом коптят, но сначала ее как следует просаливают. Здесь настоящего солнца нет. Здесь солнце холодное, на нем ничего не высушишь. Грязь остается грязью. Кровь не сохнет. Нашу форму можно просушить только у огня. Потому мы и разжигаем костры. Не только для того, чтобы согреться: главное – просохнуть.

Но костры в окопе крошечные. Разжигать большой огонь запрещено, сказал капитан. Потому что дыма без огня не бывает, сказал капитан. Потому что противник, как только завидит своими зоркими голубыми глазами дым в нашей стороне, самый маленький дымок, даже сигаретный, сразу же корректирует огонь и начинает нас обстреливать. Как и мы, противник стреляет по окопу как придется. Как и мы, он палит наугад, даже в дни перемирия, когда никто не ходит в атаку. Так что лучше не давать вражеским артиллеристам ориентиров. Видит Бог, лучше не обнаруживать перед ними наши позиции голубым дымком от костра. Потому-то наши шинели никогда не просыхают, потому-то наше нижнее белье и вся одежда всегда пропитаны влагой. Тогда мы пытаемся разжигать огонь без дыма. Направляем трубу от кухонной печи назад. Стараемся перехитрить противника с зоркими голубыми глазами. Кухонная печь – единственное место, где я мог высушить руки. Видит Бог, я спас их все, даже вторую и третью, а они уже хорошо подпортились.

Поначалу мои товарищи по окопу так радовались, когда я приносил им руки противника, что даже трогали их. С первой по третью они осмеливались их потрогать. Некоторые даже со смехом на них плевали. Когда я вернулся в земное брюхо со второй вражеской рукой, мой приятель Жан-Батист обшарил мои вещи. Он украл мою первую руку, и я не стал возражать, потому что она уже начинала портиться и привлекать крыс. Первая рука мне никогда не нравилась, она была некрасивая. На тыльной стороне у нее росли длинные рыжие волосы, и я неудачно ее отрубил, плохо отделил от предплечья, потому что у меня еще не было привычки. Видит Бог, в ту пору мой тесак был плохо наточен. Потом, с опытом, начиная с четвертой руки, я научился отделять их от вражеского предплечья одним махом, одним точным и сильным ударом тесака, который я часами точил перед свистком командира, дававшего сигнал к атаке.