Петр знал свою невесту нежной и веселой. В этот день он увидел ее с другой стороны и тут же твердо решил, что на ней не женится. Он никогда не согласился бы соединить свою жизнь с амазонкой. Не то чтобы Петр не мог вообразить, как рядом с ним по раскисшей земле ползет женщина, питая ту же ненависть к врагу, — но таких женщин в жены не берут.
Через несколько месяцев после объявления войны Москва подверглась бомбежкам — жители прятались в убежищах; казалось, что на советскую столицу вот-вот сойдет с неба адское пламя. Оксана в оцепенении смотрела, как целый город стекается в метро, заполняя вестибюли, эскалаторы, перроны и туннели, в надежде укрыться от бомб. Она мечтала лишь об одном: расстаться с этим подземным ужасом и встретиться лицом к лицу с ужасом небесным, чтобы отомстить за смерть отца и смыть оскорбление жениха, посчитавшего ее бесполезной. Невзирая на предрассудки, Оксана бросилась на войну, как уступают сердечному порыву, ведь теперь у нее были свои резоны помочь Родине.
Прошла уже неделя ее учебы в Энгельсе, дни летели за днями с головокружительной скоростью. Как и у подруг, у Оксаны голова пухла от информации, советов и распоряжений. Но она прошла отличную летную школу, и это облегчало ей жизнь. Однако жених не писал ей пылких писем, и отсутствие привычного мужского участия тяготило.
Когда Голюк вышел, Оксана широко улыбнулась Ане и Софье, не скрывая гордости.
— Ну те-с? Что вы тут вытворяете? — строго спросила она, пародируя жесткий тон политрука.
Софья вздохнула с облегчением, но ничего не ответила.
— Но я же заслуживаю какого-то объяснения, — настаивала Оксана.
Немного помявшись, Аня выложила ей все как было. Московское метро, теория летного дела, успешная вербовка.
Оксана завороженно слушала и отпускала короткие реплики, говорившие о ее восхищении смелостью одной подруги и преданностью другой. Когда рассказ окончился, она заглянула Ане в глаза.
— Думаю, что теперь ты мечтаешь быть не штурманом, а летчицей. Или я ошибаюсь?
Она узнала в Ане ту же страсть, которая полыхала в ней самой.
— Позволь, я помогу тебе ее обучать, Софья! — взмолилась Оксана, просительно сложив руки.
Лучше кого бы то ни было Оксана знала, как испепеляет желание покорить небо. Аня и Софья внушали ей симпатию, но, помимо того, Оксана неописуемо радовалась возможности неповиновения. Она уже томилась в тисках армейской дисциплины, а тут лазейка для ее нарушения открылась сама собой.
Глава 12
Василий придвинул Павлу чашку дымящегося кофе. Тот, съежившись, с пустым взглядом лежал на диване. Павел до сих пор не снял куртку, будто готов был уйти в любую минуту, опасаясь, что ему здесь не рады. Он сделал большой глоток и сморщился. Желудок мучительно скрутило: это было первое, что туда попало за полтора дня.
— Ты должен мне сказать правду, Павел. Твоя мать жутко беспокоится.
Павел обмяк, исчезло это страшное давление, долгие часы его изводившее. На него всегда действовал низкий дядин голос. Ему сразу сделалось легче.
— Клянусь тебе, Василий… Он упал… сам, — шептал Павел, почесывая пальцем в затылке. — Этого не должно было случиться.
— Ты клянешься, ты клянешься… Ты только клянешься, Павел, и на этом точка. Но это можно было предвидеть, если человек повисает в трехстах метрах над пустотой, — жестко заметил дядя.
Павел чувствовал себя ребенком, которого журят за шалость. Но ни одна его шалость не имела таких страшных последствий.
— Но почему же ты прячешься? — наседал Василий.
Павел еще ниже опустил голову. Он чувствовал себя крошечным и ничтожным.
— Мы хотели выпутаться. Мы этим загребаем кучу денег…
Он не решился поправиться и сказать:
— А как еще можно раскрутиться в этом сраном районе? — бормотал Павел, затравленно бегая глазами.
Он держался как мальчишка, выросший в крайней бедности. Но ему было неловко говорить в таком тоне с Василием, знавшим куда более серьезную нужду.
Василий и его сестра, мать Павла, в детстве потеряли родителей и росли в суровое время, после падения Берлинской стены и демократий Восточной Европы. И неохотно об этом говорили, потому что потеряли всё. Рубль обесценился, было нечего есть. Такое положение длилось годы.
— Покажи мне свои видео, — распорядился Василий.
Павел протянул ему телефон, смущенный тем, что ролики будет смотреть его дядя… Это казалось ему абсурдом. Дядя и племянник сознавали, что принадлежат к разным мирам.
Василий вздохнул, бросил телефон на стол и отпихнул его. С него хватит. Павел увидел на лице дяди досаду. Не напрасно ли он сюда приехал? Парню захотелось исчезнуть, когда он заметил дядино разочарование его работой, этими видео и проектами, которые последнее время были главным делом их жизни, его и Сашиной. До сих пор Павел не задавался вопросом, как на их занятия отреагировали бы их семьи, особенно матери.