Ночница. Коллекция ужасов

Под ложечкой засосало. Странное чувство – смесь любопытства и страха – заставило прийти в движение. Медленно приблизившись к заветной двери, Перфилов лихорадочно задышал. Какие тайны там скрываются? Что, если сейчас он увидит уродливое дитя на привязи, как во сне? А может, супруг Агриппины все еще жив, но лежит в беспамятстве, прикованным к постели, в ожидании нового приступа? Это объяснило бы ночной грохот, но до смерти напугало бы прямо сейчас. Сильный озноб прошиб тело. Совладав с напастью, Женька коснулся дверной ручки и тихонечко ее нажал. Решил, что если внутри будет кто-то – он извинится и скажет, что заблудился в новой квартире.

В спальне никого не оказалось. Квадратная комната, напоминавшая коробочку, была даже меньше, чем предполагалось. Аскетичное ложе у дальней стенки, высоченный шкаф с зеркалом в углу и раскидистый фикус, пытавшийся пробиться к дневному свету сквозь полотно задернутой шторы. Такому минимализму позавидует любой дауншифтер!

Перфилов опустился на корточки и тотчас заметил что-то под кроватью. Он не сомневался, что в скопившейся там тьме спрятаны все необходимые ключи и подсказки. Тяжело вздохнув, Женька упал на колени и сунул руки в зазор. Нечто холодное, покрытое паутиной, уперлось в ладони. «Бинго!» – прошептал детектив-самоучка, сгорая от любопытства.

То была небольшая металлическая коробочка из-под печенья – в таких, к разочарованию внуков, бабушки хранят нитки с иголками. Одним движением сорвав крышку с круглыми уголками, парень заглянул внутрь. На дне лежал потрепанный блокнот. Возможно, это именно то, что искал Женя. Юркие пальцы распахнули книжицу.

«По настоянию детей решила вести записи. Говорят, что память у меня стала ни к черту, – наказали тренировать. Что поделать, век мне выпал долгий, терплю и не ропщу! Снова пью таблетки два раза в день. От них на глазах хиреешь, зато спишь спокойно и ничего лишнего не чудится. Хотя недавно видела Володьку во сне. Все неймется ему, окаянному, даже с того света мне весточки шлет. На этом все, устало зрение…»

– Вот это да… – выдохнул Перфилов, осознав, на что ему удалось выйти, и тут же перелистнул страницу.

«”Жизнь прожить – не поле перейти”, – говорила моя мама. Нынче стала ее вспоминать через день. Была она старенькая – все мне казалось, что дурная, а я такой никогда не стану! Ну вот и мне наука: время никого не щадит. Мысли странные приходят, глаз правый видит все хуже, боюсь его потерять. На кой такая жизнь долгая, если тело – что телега разбитая? Никому я не нужна, только Волька меня любил, жаль, что безответно. Упокой господь его душу, а меня прости за грехи мои страшные».

Жгучим стыдом обожгло лицо. Мальчишка понял, что влез во что-то очень личное, но сдержаться от прочтения следующей заметки не смог.

«Тяжко мне, тяжко. Не могу носить я грех свой на сердце. Был бы на небе Бог – давно избавил бы от страданий. Наказал бы или помиловал, но не мучал бы меня, как сейчас. Ночью услышала шум в коридоре, испугалась, что пришли ко мне и убивать будут. Выхожу в ночной рубашке, а по дому Володя ходит. Узнала его по росту и плечам узеньким. Говорю ему: “А что ж ты тут делаешь, ты же умер давно?” А он меня будто не слышит… Ходит, курит, да только огонек от его папиросы по воздуху летает. Расплакалась я, да силы не нашла к нему подойти. Закрыла двери и до утра не выходила».

Ужас сковал движения парня. Ему захотелось бросить книжицу обратно, захлопнуть коробку и убежать в свою комнату. Какой черт его дернул сюда полезть?!

Следующая страница с шелестом перевернулась.