Русскому везло с зарубежными коллегами. Все они на поверку оказывались ребятами сносными. С другой стороны – как иначе? Психологи из NASA даже людоеда в отличного напарника превратят, коль будет такая задача! И все же каждый раз интересно, с кем отправишься бороздить неземные просторы! Теперь вот в роли соседа по борту вчерашний мальчишка! Слишком высокий и плотный, чтобы быть космонавтом, но слишком правильный и дисциплинированный, чтобы стать кем-то еще.
Пару минут спустя Тарасов всем телом ощутил то, к чему подолгу привыкают новички, – абсолютную невесомость. Довольно улыбнувшись, он мысленно приготовился к восьмичасовому полету.
– Вы поставить новый рекорд для Россия? Самый взрослый astronaut ever! – неожиданно заговорил американец, которому наконец удалось расслабиться.
– Должно быть, так и есть… – развел руками Тарасов.
– Почему же так произошло? – искренне удивился Ноа, будто узнал о какой-то нелепой случайности.
Валентин и раньше встречался с подобным. Неплохо овладевая русским языком, заокеанские коллеги так и не постигают законов интонаций и контекста, отчего порой выглядят бестактными. «Что же, спасибо и на том, что не заставляешь меня по-английски чирикать. Все равно уже ничего не помню!» – усмехнулся Тарасов в мыслях, ответив следом:
– А больше никто не отважился!
– Ха-ха, это юмор, я понимаю! – белоснежно улыбнулся молодой человек. – Ваши родители гордые?
– К несчастью, их давно с нами нет, – дежурно сообщил Степанович, не изменившись в лице.
– Oh, I’m so sorry. Думаю, они наблюдают за вами с небес и радуются таким… what’s the word? Успех!
Русский обернулся и настороженно свел брови. Чего-чего, а рассуждающих о рае коллег у него еще не было. Что за чудак!
– Мы, дружище, успешно преодолели атмосферные слои, которые ты зовешь небесами. Как говорил Никита Сергеевич: «Гагарин в космос летал, а Бога не видел!» Не верю я во все это, прости.
– It’s ok! Но разве абсолютно нет? – удивился Ноа. – Возможно, все не так буквальный. Что-то есть внутрь нас, не душа, а энергия, например! It never dies as you remember.
– Не знаю, мистер Симмонс, я человек советского воспитания, всю жизнь верил и продолжаю верить в науку. Именно благодаря ей мы сейчас с вами философствуем в невесомости так же, как делали бы это на Земле, а не умираем от солнечной радиации или невообразимого холода. Вас я ни в чем не убеждаю. К счастью, в наше время каждый волен выбирать, во что и кому верить.
– Точный! Я уважаю ваша точка зрения, но могу быть с вами честный?
– Разумеется.
– Believe it or not, я видел душа свой отец всего пара дней после его… эммм… funerals. Это мне точно не показалось! Не сон, не illusion. Он пришел в мой комната, когда я позвал. Это было прекрасно.
– В таком случае ты счастливчик! Мои усопшие родственники мне ни разу не являлись, даже во сне.
– Вы говорить о своих родители? – осторожно уточнил Симмонс, включив вентилятор.
– Нет. О них в том числе, но не только. Не думал, что наша беседа пойдет по такому руслу, но, если тебе интересно – я расскажу… – Валентин потупил глаза, ощутив, как ныряет в пучину холодных, липких воспоминаний, от которых все еще идет мороз по коже.
– Не знаю, как правильно сказать, но для меня честь узнать вас ближе. I swear to keep your secrets!
Степанович тяжело вздохнул, размял плечи и заговорил как ни в чем не бывало:
– Два года назад умер мой сын Миша. Для нас с женой это не стало шоком. Таков закономерный итог жизни человека с тяжелыми зависимостями. Много лет мы пытались вытащить его из этого болота, возили в лучшие клиники по всему миру: Израиль, Германия, Штаты. Итог всегда один: он возвращался домой, а после – к пагубным привычкам. Почти десять лет мы наблюдали за тем, как он планомерно убивал себя. Находили в его комнате порошки, таблетки и прочую дрянь. Жена угробила все здоровье, пытаясь его спасти. Бегала по врачам, экстрасенсам и гипнотизерам. Ничего. Толку – ноль. Новый день приносил новые страдания. Помню, как застал ее в спальне сына, когда тот лежал на полу без сознания. Она стояла на коленях у распахнутого окна: руки сцепила на груди, смотрела в небеса и что-то лихорадочно шептала. Молилась Богу, глядя на звезды! У меня внутри все задрожало от злости и жалости! Ведь она, несчастная, не была тут. Не знает о том, что нет здесь никаких ангелов, лишь мертвая тишина, в которой некому нас услышать.
– Это ужасно. У ваш сын случиться overdose? – напряженно выдавил из себя Ноа, покачав головой.