Меня выволакивают через арку на улицу. Прохожие с уважением рассматривают меня. У нашего народа патологическая симпатия ко всяким криминальным элементам. Я вижу три машины возле дома, из которого я совсем недавно сбежал. Вижу Звягинцева, кричащего на перепуганного сержанта. Двое с папками под мышками молча курят.
Ноги не успевают и меня волочат, как жертву гестапо после пытки. Звягинцев видит нас и у него перехватывает дыхание. Понятно, что возникнут вопросы, как на его квартире оказался преступник, которого ищет весь город, и за его голову объявлена серьёзная сумма. Спросят с него, почему не продал меня и не поделился с вышестоящим начальством. Он сразу забывает про сержанта и почти бежит к нам.
– Это кто такой? – спрашивает майор.
– Бабка тут выбежала, говорит – с крыши упал. Ворюга, наверное, форточник.
– Давайте его ко мне в машину, пусть отвезут в отделение. Там будем разбираться. А вы показания свидетелей соберите.
– Да там бабка одна.
– Вот бабку и соберите. Клименко! – кричит он на всю улицу. Из подъезда выглядывает лысая голова. – Сюда иди!!!
Клименко – румяный здоровяк с маленькими хищными глазками, тут как тут.
– Клименко, прими клиента. Вези к нам. Доставь его в целости и сохранности.
– Слушаюсь, товарищ майор, – берёт меня под локоть и тащит к машине майора.
Двое, арестовавших меня, смотрят изумлённо. Прощай медаль за отвагу, два отгула и премия к Новому Году.
– Что стоите? – спрашивает их Звягинцев, – Вы сюда приехали убийство расследовать или воров ловить? Вперёд, работать.
– А если он не вор? – Пытается спасти репутацию один из ментов. – А если он убийца и крышами уходил?
– Разберёмся…
– Нужно бы крыши просмотреть, – не унимается он. – Лицо у него знакомое. Где-то я его видел…
Клименко запихивает меня в машину на заднее сидение, сам садится за руль, смотрит на меня хитро в зеркало заднего вида. Урод румяный. Ещё десять минут назад я был Карлсоном на крыше, свободным и полным планов. Теперь у меня ужасные перспективы – обвинение в серии убийств, либо свидание с Борманом, а если не выгорит ни то, ни другое – то поздний ужин со Светланой. И я в качестве основного блюда. Стоп, где кол? Где нож? Карманы пусты. Наверное, выпали, когда я падал с крыши. Ну, и чёрт с ними. Мне теперь ничто не поможет.
Мы едем дворами, частным сектором, заезжаем в промзону. Я ничего не понимаю, странный маршрут выбрал водитель.
– Куда мы едем? – спрашиваю я.
– Позвони Звягинцеву.
Судорожно ищу телефон. Нахожу в джинсах. Слава богу, не разбился, не потерялся.
– Алло, слушай внимательно, – сразу говорит мне майор, не дав сказать ни слова. – Тебя высадят возле заводского пустыря, там, в ста метрах от забора увидишь будку – окна с решётками. На окне слева от двери между решёткой и рамой, лежит ключ, тряпочкой накрыт. Увидишь, разберешься. Внутри буржуйка, уголь есть, там нары с матрасом. Я, как только освобожусь, сразу подъеду. Будем думу думать, что с тобой делать.
– Нож, – бормочу я, поглядывая на водителя, – нож и кол пропали. Наверное, выпали, когда я с крыши летел. Найди их, пожалуйста.
– Всё, я не могу говорить, увидимся.
Слава и справа, вдоль дороги, тянутся бесконечные заводские заборы. Снег серый как пепел вулкана. Навстречу едут грузовики, гружённые бетонными панелями. От этой картины уныние и пессимизм обостряются ещё больше. Вдруг машина останавливается возле варварски выбитой дыры в заборе.
– Тебе туда, – показывает мне Клименко на лаз с торчащими гнутыми кусками арматуры. – Там увидишь, не промахнёшься.
Пустырь похож на пейзаж «Сталкера» – бескрайнее поле, с торчащим из-под снега сухим бурьяном и редким кустарником. Слева мрачные цеха ЖБК, мостовые краны, штабеля бетонных перекрытий и панелей. Людей не видно, и всё выглядит заброшенным и вымершим. Прямо – огромная куча металлолома, чудом не растасканная бомжами, слева – недостроенное здание, его дешевле оказалось забросить, чем достроить. Зияющие провалы пустых оконных проёмов пугают. Из такого дома может появиться самый страшный кошмар. Почему-то с детства мне внушали ужас пустые дома, развалины или недострой. Мне казалось, что если в доме не живут люди, то там обязательно поселится что-то ещё. Не знаю что, я даже боялся фантазировать на эту тему, но свято место пусто не бывает.
Вот и будка, о которой говорил майор. Кубик четыре на четыре, окна забиты досками и зарешечены. Металлическая облезлая дверь заперта на висячий замок. Иду, увязая в снегу по кочкам мёрзлой земли, каждый шаг отдаётся во всём теле. Отгоняю мысль, что эта будка похожа на склеп, в котором я и найду последний приют. Слишком всё плохо. Плохо – не то слово. Ужасно. От постоянных неприятностей и абсурдности событий мой разум сжался до одной мысли – покончить с этим. Я устал бояться, мне надоело постоянно выкарабкиваться, у меня больше нет сил сопротивляться. Уже нет надежды на то, что это последнее моё приключение, что переживу это и всё наладится и вернётся в прежнюю спокойную колею. Нет, меня упорно засасывает воронка хаоса. И там, в омуте ничего хорошего меня не ждёт.