Коряков спустился вниз еще немного, ухватил беспамятного человека, сидящего в норе, за воротник, попробовал приподнять его – тот сидел в снеговом колодце плотно, одному Корякову не справиться, а вдвоем, втроем тут не поместиться…
Как минимум, нужна вторая веревка. У напарника она есть.
Значит, надо снова надрываться, карабкаться наверх. Другого выхода нет. Но для начала надо узнать, жив пленник этой норы или мертв? А как узнать? До запястья, чтобы проверить пульс, лейтенанту не дотянуться – руки у пленника опущены вниз.
Он изогнулся, дотянулся рукой до головы Удачливого Ли, прижал большой палец правой руки к шее. Напрягся, стараясь уловить далекое биение, свидетельствующее о том, что человек этот жив… Ни биения, ни тепла, ни признаков жизни – ничего.
Лейтенант дернул за конец веревки, прося напарника выбрать ее, глянул вверх и обреченно мотнул головой – он находился в могиле.
– Свят, свят, свят! – хрипло пробормотал Коряков и снова дернул за веревку – что-то мешкает Лебеденко, медлит. А медлить нельзя. Ни секунды.
Он потукал носком ботинка в один край колодца, установил ногу, проверил, можно ли на нее опереться, потом установил другую ногу, проверил стенку на прочность – не осыпется ли, приподнялся, – и по толике, по малой малости, по сантиметру стал брать колодец, будто некую скальную высоту.
Но это не высота была, а совсем наоборот – могила.
1 января. Застава № 12. 3 час. 53 мин. ночи
Тетя Дина принесла из комнаты Корякова камышового котенка, опустила его на колени Лене.
– Знакомое лицо, – сказала Лена, – чего же мы его там оставили?
– Будет твоим крестником. Хоть он и дикий, но ручным станет очень скоро – кошачья порода обязательно возьмет верх, тяга к человеку пересилит все остальное… Дикие коты быстро начинают ловить мышей, как обычные домашние кошки, и петь песни. Придумай ему какое-нибудь имя, и он будет на это имя отзываться.
– А это он или она? – неожиданно растерянно спросила Лена.
– Он.
Лицо Ленино приняло озабоченное выражение, она оглянулась, словно бы хотела получить подсказку, зашевелила немо губами, как школьница, которую загнали в тупик сложной теоремой.
– Тетя Дина, давайте назовем его Барсиком.
– Барсик – это хорошо, но видишь ли… – тетя Дина с нежностью погладила котенка, тот сонно заморгал глазами, – окраска-то у него совсем не барсовая. Барсик – это для пестрого, для пятнистого кота, а этот паренек совсем иного коленкора…
– Тогда давайте назовем его Киддом. Был когда-то в истории такой деятель – капитан Кидд.
– Уж больно не по-русски, Ленок. И разбойно как-то.
– Гм-м. Капитан Кидд действительно был разбойником. Морским.
– Тем более, давай как-нибудь по-другому.
Лена вновь озадаченно наморщила лоб.
– Флинт… Флинт – это тоже разбойное. А больше ничего в голову не приходит. Чиком, может, назвать? Нет, это собачье имя. Муркой? Слишком просто. Да и он – не она. Мурка-то – имя дамское. Как же назвать?
– Думай, Ленок, думай.
Лена погладила котенка, запоздало подивилась жесткости его шерсти, но тете Дине ничего не стала говорить.
– Может, назвать Полосатиком? Он же – полосатый…
– В этом слове есть что-то рыбье… Закуска к пиву. Не годится.
– М-да, не годится, – Лена вздохнула. – А может, по фармацевтической части? У нас – много вкусных названий. Панадол, Предуктал, Ренитек, Диклофенак, Пумпан…
Тетя Дина отрицательно покачала головой:
– Нет-нет и еще раз нет. Коряков это не примет.
– Почему? Кошек иногда зовут Таблетками.
– Но Таблетка – все-таки не Анальгии, Ленок, и не Пурген с Панадолом. Сложно, непонятно. Незнающий человек вообще будет думать, что котенка назвали неприличным словом. Давай что-нибудь еще, Ленок.
– Может, что-нибудь цветочное?
– Он же – тигровой породы… Обидится.
– А если назвать его Биллом? Как Клинтона.
– Слишком просто, да и наш котенок умнее Клинтона. И умнее этого американского ковбоя… Как его?
– Рейгана?
– Нет.
– Буша?
– Во!
– Может, его Бушем назвать?
– Оскорбится, хотя по звучанию уже теплее, уже ближе, но очень уж Буш неприятный и неумный…
– А если назвать Джорджем?
– Уж лучше Жорой.
– Жорка, Жора, Жорик, Жоржик… Этакий одесский хулиган конца двадцатых годов.
– Одесса от нас далеко, Ленок, Владивосток ближе. И главное – понятнее.
– Жориков во Владивостоке тоже много. Пальцев у ребят всей заставы, неверное, не хватит, чтобы сосчитать.
– Не хватит, верно, – согласилась с Леной тетя Дина. – Ну и что… – она махнула обреченно рукой. – Предлагаю выпить еще немного шампанского.
– А почему шепотом?
– Словно в анекдоте, ты верно подметила, мы с тобой как две заговорщицы, Ленок.
– И хорошо, тетя Дина. С вами я готова быть в заговоре против кого угодно…
Тетя Дина вновь налила шампанского.
За стенами старого здания продолжала беситься, выть пурга, твердый, как речной песок, снег врубался в окна, пробовал выдавить стекла, но стекла были вставлены прочно, ветер хрипел бессильно, ярился, сдувал с сугробов целые копны и взмывал вверх в поисках одиноких людей, на которых можно было бы отвести душу, смять их. Таких людей было мало, сердитый ветродуй злился, хрипел и вновь уносился на высоту…