Ночной нарушитель (сборник)

Как-то они поехали купаться на Речной вокзал – точнее, не на сам Речной, а малость ближе к Москве – на Водный стадион, где имелся очень приличный чистый пляж и собирались любители сыграть несколько партий в пляжный волейбол – на пиво.

А Лева, как на грех, подвернул ногу, выломал себе клюку с веткой-загогулиной, похожей на рукоять и, прихрамывая, первым вошел в вагон метро.

Тут же со своего места поднялся очкастый, тщательно причесанный, очень вежливый юноша, уступил Леве место.

Садиться Лева не стал, на это место усадил девушку, кажется, Наташу Воронько, хохотушку с черными, как маслины, глазами. Леве освободили второе место – сделал это рассеянный студент с учебником химии в руках.

Лева поблагодарил студента, прижал к груди руку с клюкой и на освободившееся место усадил Ирину, третье свободное место, возникшее по знакомой схеме, предложил Гале Радько, а сам стоял до самого «Водного стадиона», хотя у него болела нога и надо было бы сесть, но он не позволил себе этого. Ира знала, что ему больно – видела по глазам, но Лева не произнес ни слова – умел держаться.

Ну а потом, как выражаются шибко грамотные люди, «прошла любовь, завяли помидоры…». Почему они разошлись? Ирина не могла ответить на этот вопрос. Не мог, наверное, ответить и Корнешов.

Сегодня за обедом он молчал – говорил, в основном, Ксан-Ваныч, даже командир сторожевика Михальчук особо не вступал в разговор, а вообще Лева мог дать фору и тому и другому. Это он придумал искрометную фразу: «Важнейшим из искусств для нас является фуршет», а когда его спросили, кто автор изречения, проговорил с невозмутимым видом:

– Сократ!

«Нет таких препятствий, которые помешали бы нам свернуть себе шею», – это тоже Левино.

Вообще-то и Ирина Самойлова и Корнешов должны были учиться в Ленинграде, нужные науки там проходят едва ли не все моряки страны нашей, но у них все сложилось не так, им повезло – угодили на экспериментальный факультет при новой академии, открытой в Москве.

Пора была революционная, будь она неладна, разный суетливый народ понапридумывал много такого, чего не надо было придумывать: летчиков учили летать в подвальных помещениях, архитекторов загнали на кукурузные поля, детские сады переоборудовали под дома престарелых, престарелых загнали в освободившиеся колхозные свинарники, профессию хлебороба ликвидировали вообще – нас, мол, прокормит Америка, заводы, выпускавшие танки, перепрофилировали под производство алюминиевых кастрюль, вместо пороха выпускали пробки для вина, а вместо знаменитых расточных станков с программным управлением – пластмассовые игрушки, рукавицы для дворников, рукава для дождевиков, детские волчки и подошвы для кроссовок… В общем, – революция, кричи «Ур-ря!» как можно громче.

От советской поры сохранилось еще очень многое, и те, кто смотрел в завтрашний день трезвыми глазами, изо всех сил старались сберечь то, что еще не было уничтожено, не было порвано вместе с партийными билетами и красными флагами, под которыми отцы и деды демократов брали Берлин. Старались сберечь и остатки образования, до которого у революционеров не сразу дошли руки. Хотя наступление на всеобщую грамотность уже началось, сакраментальную фразу «Спасиба за риформу аброзавания» и слово «еще» («истчо») пока писали правильно. Но коптюшка безграмотности уже начала дымить и вонять. Говорят, что безграмотность пришла в Россию вместе с компьютером и атрибутами, его сопровождавшими, в том числе, умными и нужными.

Впрочем, дело не в компьютерах, а в людях, поставивших их себе на стол вместе с выпивкой и закуской.

И ей, и Корнешову, и многим, кто учился с ними, повезло, они получили нормальное образование.

А вот тем, кто учился позже, было хуже: часть из них получила не образование, а неведомо что – скорее преданность идеалам Ельцина, Горбачева и прочих товарищей, стоящих рядом с ними, другой части не повезло совсем – они, имея диплом о высшем образовании, не могли отличить голый, ни к чему не присоединенный монитор от настроенного и работающего телевизора, эхолот от дальномера, трактор от машины, которая чистит тротуары.

С другой стороны, хватит бурчать по-старушечьи. Времена ныне такие, что если не ухватишь птицу счастья за лапы, никто не поможет это сделать, времена те отошли – остались в прошлом, наверное, навсегда.

Корнешов был старше Ирины на девять лет, хотя Ирине казалось – больше. Корнешов уже носил курсантские погоны, когда началась борьба с порнографическими фильмами – видеокассетами, привозимыми из-за границы.

Фильмы эти могли смотреть, конечно, только люди, у которых были видеомагнитофоны, людей этих милиция знала наперечет, милиционеры сами облизывались, желая посмотреть какое-нибудь французское «ню» или американский боевичок, но не всегда имели такую возможность…

Надо заметить, боевики борцов за нравственность особо не интересовали – интересовало только порно, эротика. Но как проникнуть в квартиру, где демонстрируют такой фильм? Взламывать же дверь не будешь…