Ночной нарушитель (сборник)

Интересно, примет Муся Ирину или нет? Кают-компания затихла, даже Ксан-Ваныч перестал разговаривать, подкинул вверх короткие шерстистые бровки и застыл так, лицо его сделалось неподвижным. Муся помедлила несколько минут, решая сложный шекспировский вопрос «Быть или не быть?», вспушила хвост и прижалась к ноге Ирины.

– Приняла, – облегченно вздохнула кают-компания. – Муська у нас – начальник контрразведки корабля, проверку ее проходят далеко не все.

– Пора Муське присвоить воинское звание, раз она занимается капитан-лейтенантами и капитанами третьего ранга, – Ксан-Ваныч поднял указательный палец, словно бы подал наверх, высокому начальству, команду.

– Как минимум, достойна погон старшего лейтенанта, – пробормотал хрипловатым баском Холодов.

– Наша Муська – существо с непростым характером, – авторитетно заявил Ксан-Ваныч.

– Откуда известно? – поинтересовался Холодов.

– Об этом и в газетах пишут, ученые тоже не молчат, тоже рассказывают. Вот, – Ксан-Ваныч вытащил из кармана аккуратно вырезанный из газеты листок, провел по нему пальцем. – Вот. «Полосатые кошки бывают замкнуты, скрытны, избегают контактов не только с человеком, но и со своими сородичами, особенно ценят свободу и независимость».

– У меня дома – белая кошка, – сказал Холодов, – жена возвращалась из булочной и увидела на улице, прямо в снегу белого котенка. Хорошо, весна была, солнце светило, от котенка падала тень, иначе он был бы совсем неприметным – наступить можно. Откуда он взялся, из какого окна выпал – непонятно было. Жена не удержалась, принесла домой – оказалось, кошечка. Назвали Шуней.

– Сейчас я тебе про твою Шуню все расскажу, – Ксан-Ваныч пошуршал листком, расправил его, чтобы читать было удобно, – все поведаю и даже денег не возьму. Вот. «Белые кошки капризны, чувствительны, обидчивы, иногда чудят – откалывают такие коленца, что их не поймешь, подвержены инфекционным болезням…» Так что, Холодов, ты свою кошку пореже на улицу выпускай, чтобы насморк не прихватила. В общем, если кто-то хочет знать всю правду про своего кота – обращайтесь, – старпом свернул листок, добавил: – Пока я добрый. – Хотел было сунуть листок в карман, но задержался и спросил у гостьи: – А у вас, Ирина Александровна, кошка есть?

– Есть. Мама держит. Мне-то держать и ухаживать совсем времени нет… Большой медлительный кот Филимон.

– Какой масти?

– Филимон – рыжий с белым. Животное невероятного спокойствия. Ему бы в разведку ходить… Ни одним движением не выдаст себя. Если кто-то случайно наступит ему на хвост, он не будет визжать, как другие кошки, не будет орать, а молча выдернет свой хвост из-под ноги – тем дело и закончится.

– Прочитать, что тут про рыжих с белым написано?

– Не надо. Что бы там ни было написано, товарищ капитан третьего ранга, Филимон все равно не подойдет ни под одно из этих определений. Личности вообще не подходят под определения.

Круассаны, испеченные Михалычем, были настолько аппетитны, что Ирина не удержалась, потянулась к одному из них, но, поморщившись от досады, сдержала себя, – сделала это вовремя, вспомнив, что каждая вкусная булочка, с удовольствием проглоченная в обед, потом отзывается перевесом, от которого надо будет освобождаться в течение месяца, а то и двух…

Истину эту ныне хорошо знает не только каждая женщина, но и каждый мужчина. Так зачем же Михалыч печет такие вкусные булочки, перед которыми даже королевские круассаны из Версаля – ничто? Ах, Михалыч, Михалыч!

От того, что не появился Корнешов, сделалось печально. Она думала, что здание, которое они когда-то возвели вместе с Корнешовым, рассыпалось безвозвратно, превратилось в пепел, а на пепелищах, как известно, новые дома не возводят. Даже карточные. Прежде всего потому, что снаряд, вопреки известной поговорке, в одну и ту же воронку падает обязательно, существует даже закон парности случаев… То, что этот закон живой, действует и иногда бывает беспощаден, Ирина познала на самой себе, более того – несколько раз была тому свидетелем.

Беда имеет обыкновение повторяться… Впрочем, счастье – тоже.

Если погорельцы и начинают строить себе новый дом, то только не на старом фундаменте, а в стороне от пепелища, на свежей земле, которая не пахнет гарью и одиночеством, и обязательно поспособствует новым всходам – можно будет посадить дерево и развести сад…

– Ириночка Александровна, не печальтесь, – взвыл тем временем старпом.

Едва приметно улыбнувшись, Самойлова вскинула голову… Красивая все-таки была женщина.

– Я и не печалюсь, – негромко проговорила она.

– А что вы делаете?

Наивный вопрос. Такой наивный, что на него можно даже не отвечать.

– Думаю, – гостья вновь едва приметно улыбнулась.

– Очень неплохое занятие, между прочим, Ксан-Ваныч, думать, – заметил Михальчук.

– Ага, полезное, – согласился с ним старпом. – Только голова потом болит.

Муся еще немного потерлась о ногу Ирины, потом вспрыгнула к ней на колени.