Ночной нарушитель (сборник)

Многие гражданские суда успели попрятаться – кто-то до удобной благоустроенной гавани успел добраться, кто-то нырнул в бухту, защищенную скалами, примыкающую к рыбацкому поселку, кто-то вообще ушел штормовать в море – такое возможно, если судно еще не вышло в тираж, не теряет заклепки и гайки, имеет подтвержденную синей государственной печатью высокую степень надежности, – бумажку эту капитан оберегает так же трепетно, как и собственный паспорт.

Есть суда, которые, несмотря на шторм, идут в свой порт, в тот же Мурманск, например, но таких «плавединиц» немного.

Хорошо только подводным лодкам, идущим на приличной глубине – там шторма нет. Но стоит лодке только всплыть, как ее начнет болтать, как обыкновенную фелюгу, может вообще положить перископом вниз. Чтобы команда хорошенько разглядела, что за чирей вспух на заднице Нептуна. Впрочем, это вряд ли. Если понадобится, команда разглядит фурункул на кормовой части морского бога без всяких оверкилей – опрокидываний вверх дном.

А вот сторожевик должен сторожить государство, точнее, участок, который ему доверен, в любую погоду – на то он и сторожевик, и – никаких игр в прятки, никаких уютных бухт и теплых заливов в фиордах, никаких выходных дней, пребываний в отстойниках, отдыха и купаний в голубой проточной воде, где выводят свое потомство крабы.

Сторожевик всегда находится на работе, иное боевое дежурство не уступает схватке в серьезном морском бою, – сторожевик всегда на посту, на передовой. Независимо от погоды – дождь ли, снег ли, землетрясение или извержение вулкана, ураган или лютый мороз, раскалывающий на берегу камни гигантским колуном – от макушки до нижнего основания.

И все-таки во время шторма не прячутся в тихую гавань не только погранцы, есть, повторяю, еще народ, который стискивает зубы, чтобы их не вышибло случайным ударом волны, и не прекращает плавания.

Ревело море, кренилось с боку на бок, отламывало от скал куски по нескольку тонн весом, швыряло их в воду, сметало все живое, что возникало у него на дороге. Страшна стихия, трудно совладать с ней человеку.

Капитан-лейтенанту Самойловой так и не удалось уснуть в эту ревущую ночь – удары волн, подкатывавшихся под днище корабля, были такими сильными, что к мягкой койке надо было привязываться, виски пробивал железный звон, перед глазами плавали голубые и красные огни…

Это бывалые моряки могут спать в любую погоду, грохот, от которого у других вылетают зубы, у них только вызывает улыбку. В шторм они спят лучше, чем в обычные дни с обычной погодой.

Совсем иное дело – те, кто стоит на вахте. Этим ребятам не позавидуешь.

Хоть и не удалось уснуть Ирине, а забыться все-таки удалось. Недолго длилось это забытье – минут пятнадцать, может быть, двадцать, но очнулась она освеженная… Ну словно бы побывала под душем, сбросила с себя налипь сна, которую надо обязательно смывать с мылом, а потом еще пройтись по себе и душистым гелем.

Шторм лютовал по-прежнему, но вслушавшись в удары, Ирина поняла, что дело пошло на спад, словно бы море выдохлось, волны стали меньше, глуше и уже не так яростно всаживались в корпус «Трои».

Это зимний шторм может быть затяжным, изнуряющим, вытянуть и из корабля и из человека все жилы, а летний шторм чаще всего бывает коротким, задача разрушить что-либо перед ним не стоит, хотя случается и такое, главное для него – напугать, показать слабенькому букашонку-человеку, кто главный в этом мире, – чтобы он всегда все помнил и боялся природы, – а потом угомониться, удалиться куда-нибудь в тихое место и поспать.

Может быть, позевывая, вообще нырнуть под вечный лед Северного полюса и затихнуть там в сладкой дреме.

Хоть и была «Троя» кораблем старой неудобной конструкции, а в гостевой каюте и умывальник имелся, и набор офицерских полотенец висел на крючках и даже душ был. После душа капитан-лейтенант Самойлова почувствовала себя настоящим офицером береговой охраны.

Она пропустила первый звонок тревоги, услышала, когда пространство пробивали короткие резкие взревы, способные выдрать у человека зубы изо рта, такие сильные, способные проникнуть даже сквозь металл, они были.

Аварийная тревога! Что-то случилось.

Вот тебе, называется, и ослаб шторм! На закуску, прежде чем уйти, он оставит на сторожевике зарубку – похоже, что штормовые пирожки пустыми, ни с чем, не бывают, повар обязательно положит внутрь какой-нибудь вредный ливер.

По длинному, раскачивающемуся, словно клетка на подвязке, коридору Ирина выбралась на палубу, На юте находилось несколько человек вместе с Михальчуком. Лица – темные, озабоченные. По одному цвету физиономий можно было понять: случилось что-то непредвиденное. Но что именно – обломился ли винт, гребной вал лопнул, или же локаторную установку сдуло в море, либо главный двигатель стронулся с места – не понять. Да что угодно могло произойти, море есть море…

Недалеко от сторожевика, целя ему в борт, болтался большой железный шар, утыканный сосцами, похожими на обросшие ракушками металлические рожки.