Ночной нарушитель (сборник)

Рядом с нею на воде болталась мина, скреблась взрывателями о хвосты волн, о плотный сырой воздух. Опасная железяка. Соски-взрыватели – вот они, совсем рядом, совсем уже дышат на ладан и если с неба свалится лепешка потяжелее, может грохнуть взрыв, поднять все с глубины на вспененную поверхность, вывернуть все наизнанку… А глубина здесь немалая – сто пять метров. Беговая дорожка стадиона, одинаково.

Ирина тихо оттолкнулась от борта шлюпки и ушла под днище. Вода внизу колебалась, и это были не те колебания, которые оставляет морская рябь, когда стоячие водоросли трясутся по-змеиному – действительно, будто змеи из популярной книги Джеральда Даррела, вставшие на упругие хвосты, это было движение стены, раскачивающейся то в одну сторону, то в другую; в дурной игре этой участвовали огромные слои воды, рождали в ушах пронзительную птичью звень, – и если мина попадет между двумя пластами воды, то не выдержит, с нее слетят все гнилые рожки, все до единого…

Но думать об этом нельзя. Об опасности тоже думать нельзя – точнее, не следует думать, это вообще никуда не годится, да потом мысли обладают магнетическими свойствами – могут притянуть мину.

Под водой нужно думать только о хорошем. Ей – хоть и не к месту это, – вспомнились годы, когда они жили с Левой вместе, – и чего ей тогда еще надо было? Заботливый муж, все нес в дом, даже кружку пива не мог выпить без «одобрям-с» жены, старался, чтобы Ирина у него всегда была хорошо одета – все вкладывал в это…

Она переживала, когда он уходил в какой-нибудь морской поход. Хотя походы у пограничников в отличие от гражданских и военных дальнобоев, которые могут запланировать себе дорогу куда угодно, даже в страны, где водятся жирные кенгуру и птички колибри размером не больше наперстка, бывают короткими. И отдыхов не имеют. Охрана границы, как и дружба, по словам Расула Гамзатова, – понятие круглосуточное.

Каждый день – да что там день, каждую минуту нужно чувствовать локоть страны, которую охраняешь и если где-то на какую-то минуту это чувство неожиданно оборвется – это ЧП.

А ЧП… Так, наверное, может ощущать себя водитель машины, у которого на быстром ходу неожиданно проваливается педаль тормоза до самого пола, – ощущение, которое лучше никогда никому не испытывать.

Корнешов не мог ответить себе на вопрос, в каком состоянии он сейчас находится, понять до конца, что с ним происходит. Ему ясно было только одно – Ирина не должна участвовать в этой операции, ей риск совсем не нужен. В лицо ему плеснуло целое ведро воды, он отплюнулся, отер щеки, лоб, – вода была горькая. Не соленая даже, а горькая.

Нырнувшую под шлюпку Ирину мигом растворило море. У Корнешова на мгновение нехорошо сжалось сердце, а может, оно вообще даже остановилось: неправильно это. Он вывернул голову, увидел людей на борту сторожевика, задержал взгляд на суровом, коричневом от задубелости лице командира БЧ-2 Анисимова, представил себе, что творится у того сейчас внутри. Больше всего Анисимов желает в эти минуты нажать ногой на педаль выстрела и разнести чертову мину на тысячу осколков.

Но момент еще не подоспел. Держись, Анисимов, жди – момент обязательно наступит, как и время «Че» в любой военной операции.

Ирина с шумом вынырнула из-под шлюпки, приподняла маску, пожаловалась:

– Этот огрызок болтается, как собачий хвост – не ухватить. Сейчас сделаю вторую попытку.

– Ир, тебе надо вернуться на корабль.

– Ни за что, – она протестующее мотнула головой.

Корнешов хорошо знал упрямый характер Ирины – она и вправду ни за что не согласится уйти.

– Ты же специалист по охране биоресурсов, а не минер…

– Ну и что? Тут дело общее, и минер ты, не минер – неважно, важно поймать мину и увести ее отсюда. Под пушечный ствол.

– Да ржавь эту можно даже из пистолета расстрелять – важно пулей задеть взрыватель.

– Тем более! – Ирина снова ушла под воду и, как и в прошлый раз, мгновенно растворилась в ней, стала невидимой, ощущение это опять ударило Корнешова по сердцу.

Что она видит там, в этой черной пузырчатой воде? Там руку вытянешь и даже пальцев своих, наверное, не увидишь, не говоря уже об обрывке троса.

Конечно, Корнешов преувеличивал, вода в Баренцевом море хоть и кажется черной, но она прозрачная и стоит только выглянуть солнцу, как она немедленно приобретет другой цвет, станет зеленоватой, с нежными шевелящимися тенями – ну будто бы в воде ходят большие ленивые рыбы, – море становится совсем иным.

А вода в нем одна, прежняя, какая была, такая и осталась.

Аккуратно, стараясь не задеть ни один из сосков-взрывателей, Ирина поднырнула под мину, посмотрела, насколько длинен обрывок троса? Обрывок был недлинный, хотя и тяжелый – метров пять-шесть примерно. И сколько Лева ни будет ковырять его кошкой-ловушкой – не выловит.

И вообще он неправ – без помощи Ирины ему не обойтись.