Уоткинс также отказался выделить достаточно денег, чтобы помочь индейцам навахо, которые находились в отчаянном положении, проживая в пустыне. Уоткинс сказал, что навахо «привыкли к бедности». Но его замечание получило широкую огласку, и, возможно, он почувствовал укол совести. Томас решил сделать упор на тяжелое экономическое положение индейцев. Казалось, Уоткинс хотел, чтобы те одновременно исчезли и продолжали его любить за то, что он заставил их исчезнуть. И теперь, когда Томас прочитал столько страниц из «Книги Мормона», сколько мог, чтобы не заснуть, он понял, почему этот человек полностью пренебрегал договорным правом. Согласно религии Уоткинса, мормонам была дарована свыше вся земля, владеть которой они хотели. Индейцы не только не были белыми и привлекательными, они носили на себе проклятие в виде темной кожи, а потому не имели права жить на этой земле. То, что они подписали юридические соглашения с высшими правительственными органами Соединенных Штатов, для Уоткинса также ничего не значило. Законность стояла на втором месте после откровения. Все на свете было второстепенным по сравнению с откровением. А откровение Джозефа Смита, записанное в «Книге Мормона», состояло в том, что только его народ – лучший и должен владеть всей землей.
– Кто поверит в эту дурацкую историю о подглядывающем камне, видении на дне шляпы и золотых табличках?[113]
Вся эта книга была предлогом, чтобы избавиться от индейцев, – проворчал Томас.Роуз услышала его и начала смеяться.
– Все эти истории – бред сумасшедшего, если в них вникнуть, – сказала она.
Ее слова заставили Томаса задуматься. Какая духовная книга лучше? Святая Библия, преисполненная силы и поэзии, также полна небылиц. Томас находил их увлекательными, но, в конце концов, все они были просто историями, менее важными, чем история Небесной женщины, повесть о небожителях
Постепенно стало ясно: Норберт даже не притворяется, будто его интересует что-то, кроме секса. Он не согревал ее. Никаких конфет для Бетти. Никаких разговоров о любви, никакого притворства. Они не ходили пить газировку, не катались по живописным местам, не ходили в кино в дни, когда показывали новый фильм, и даже не слушали радио, когда он останавливал машину. Он тут же переходил к делу. И это не могло понравиться Бетти, хотя она по-прежнему была не против того, чтобы запрыгнуть к нему на заднее сиденье. Однажды ночью ей удалось его притормозить. Все шло хорошо, ей становилось все жарче и радостней, но вдруг дверь машины открылась, и Норберт мгновенно соскользнул с Бетти. Во время соития он был прижат к двери, а его голова – к окну. Дверь, к сожалению, открылась, когда он менял позу и оказался между ее грудей. Он съехал с ее тела и, размахивая руками, упал животом на скользкую дорогу. Бетти было подумала, что защелка двери открылась сама по себе, но снаружи кто-то произнес:
– Не уделите ли мне минутку, чтобы я мог рассказать о плане Господа для вашей души?
Луис не хотел оставлять своих лошадей. Мозес лежал с больной ногой. Их требовалось уговорить. В противном случае делегация, направляющаяся в Вашингтон, состояла бы всего из трех человек – Джагги Блу, Милли Клауд и Томаса Важашка. Они получили предложение остановиться в доме Рут «Ондатры» Бронсон. Она была исполнительным секретарем Национального конгресса американских индейцев и заправляла всей связанной с ним кутерьмой из своего дома, потому что у этой организации еще не хватало средств на офис в Вашингтоне. Вскоре после того, как они согласились, она сообщила, что все-таки не сможет их принять. Ужас. Но они нашли дешевый отель.
– Не думаю, что у меня получится, – проговорила Милли, обращаясь к Джагги. – Я не смогу спокойно сидеть перед кучей сенаторов. Я не доверяю своему голосу.
– Вы когда-нибудь раньше теряли голос?
– Нет. Но я могу что-нибудь ляпнуть.
– Такое с каждым может случиться.
– Мои ляпы просто ужасны.
Джагги умолкла. Милли действительно порой говорила вещи, которые оскорбляли людей или выводили их из себя. Что, если она скажет нечто подобное какому-нибудь сенатору и тем все испортит?
– А не могли бы вы сами рассказать на слушаниях о моем исследовании? – спросила Милли.