– Милое местечко, – заметила Патрис и кивнула в сторону стола: – А это что?
– Электрический чайник. На кухне нет раковины, но у меня есть полноценная ванная комната и этот обогреватель. Я купила пирог с мясом. Моя мама называет его мясной запеканкой, но в Мичигане его называют мясным пирогом. Поблизости есть маленькая бакалейная лавка, где его продают свежим или замороженным. Кроме того, я купила два яблока.
– Значит, у нас есть еда, – улыбнулась Патрис.
Милли встала и заварила чай, а потом торжественно размешала в нем сахар. Она успела вытереть пыль и привела в порядок свою маленькую комнатку. Ее радость от того, что Патрис у нее остановилась, была такой сильной, что ей стало трудно дышать. Что-то сжимало ее грудь. Она протянула Патрис чашку и блюдце того же цвета.
– Это то, что нужно, – заметила Патрис.
Милли снова села на табурет и подула на чай.
– Ты первый человек, который пришел ко мне в гости.
– Ты, наверное, поселилась здесь совсем недавно, – предположила Патрис.
– О, совсем наоборот. Я просто никого не приглашала. Не то чтобы кто-то напрашивался, просто так вышло. Ты первая.
– Вообще-то мне здесь нравится, – призналась Патрис. – Мне по душе голые стены.
– Тебе нравятся голые стены?
Милли с трудом сдерживала восторг.
– Я все думаю, что мне следует повесить на них какие-нибудь картины или фотографии, – призналась она. – Но тогда я задаюсь вопросом, какие?
– Люди вешают на стены слишком много всякой всячины.
Милли сделала глоток горячего сладкого чая. Он был восхитителен. Скоро она поджарит пирог, и они съедят яблоки. Затем вернутся в больницу и навестят Томаса. А после этого вернутся и лягут спать.
– Жаль, что у меня только одна кровать.
– Мы можем снова лечь вместе. Ты спишь спокойно. Иногда, когда становится чересчур холодно, я укладываю в свою постель Поки, маму и ребенка. Мы все прячемся под одеялами. Поки во сне лягается, но это единственный способ остаться в живых.
– Я оставляю окно приоткрытым из-за газовой горелки. Иногда, когда я просыпаюсь, у меня изо рта идет пар.
– А у нас иногда одеяло покрывается инеем от нашего дыхания. И приходится стряхивать его утром.
– Порою я удивляюсь, почему мне так нравится жить здесь одной. Почему я так счастлива.
– У тебя нет парня?
– Никто не набивается.
– То же самое и у меня. Хотя я подумываю о Лесистой Горе.
– Он красавчик, как я слышала. Откуда мне знать?
– Красавчик, но спекшийся.
– Ну, а ты красивая, – сказала Милли.
Ее голос охрип, словно что-то застряло в горле. Она открыла рот, чтобы выпалить слова любви. На самом деле Милли не знала, что они в ней есть, но внезапно слова приготовились вырваться из ее сердца. Она издала какой-то звук, но Патрис заговорила первой:
– Знаешь, о чем я подумала, Милли? После того как Вера вернется домой, я, знаешь ли, хотела бы с тобой породниться. Я считаю, ты могла бы стать моей сестрой.
– Сестрой. О, Патрис!
– Ты хотела бы стать моею сестрой?
– Ну конечно.
Милли провела достаточно много интервью с индейцами, чтобы догадаться: стать названной сестрой кого-нибудь из народа чиппева было знаком особой дружбы и большой честью. Но по какой-то причине предложение Патрис не заставило ее почувствовать себя однозначно счастливой. Она была одновременно и рада, и почему-то разочарована. И ее чувства продолжили блуждать в тишине. Как бы ей ни было приятно, она чувствовала себя неуютно, и ей мало было стать сестрой Патрис. Это было похоже на то, как если бы чудесный геометрический узор вспыхнул перед ней и распался, прежде чем она смогла понять, из каких фигур он состоял.
Томас уплывал далеко и скользил во времени туда-сюда. Он рыбачил на озере, где увидел в воде Пикси. Она удивила его, подплыв к лодке. Он помог ей перевалиться через борт и улечься на дно. Она лежала там, задыхаясь. Нет, это он задыхался. Он был в больнице и был удивлен, что все еще находится в лодке. Она никогда не говорила, почему поплыла к нему, но он заметил на берегу парней, и даже издалека они выглядели чертовски шалыми. Вскоре после этого у Баки перекосило рот. Люди говорили, что лишь самый могущественный шаман может привести его перекошенный рот в порядок. То, что случилось с Баки, напугало других парней, которые рассказали правду о том, что произошло в машине. Значит, Томас знал. Если бы лицо этого молодого дурака не было изуродовано, Томас избил бы его как следует.
Томас еще некоторое время подрейфовал в белой постели, а затем снова оказался в лодке. Еще раз. На этот раз Пикси с ним не было. На западной стороне неба собиралась гроза. Но молнии пока не сверкали. Он поплыл к тому месту, где припарковал машину. Слишком поздно – порыв бури налетел на него, выбросил из лодки и поднял высоко в воздух. Когда он плюхнулся в воду, удар оказался таким сильным, что вышиб воздух из легких. Безмерно тяжелый, он начал тонуть. На этот раз как тогда, на вокзале. Он спустился до самого дна, но это было не дно озера.
Нет, он был снова на дне колодца.