Ночной сторож

Он почти повернулся, чтобы уйти, но потом вспомнил об Уэйде, своем маленьком мужчине, пекущем печенье с «Аяксом», и подумал о себе, о своей первой выпивке за многие годы, а под конец – о Роуз.

– Любой обычный мужчина служит доказательством того, что любая обычная женщина способна все превратить в шутку, – подытожил он.

– Подожди, скажи это еще раз, – попросила Джагги, печатая.

* * *

Это была одна из таких ночей. Фи засунула в отворот шапки Томаса кусочек ежевичного леденца. Тот прилип к его голове. Он осторожно отодрал его, тронутый тем, что она пожертвовала ему конфету, которая была в их доме редкостью. Он решил ее сохранить. Мысль о ней не позволит уснуть по дороге домой. Во время дежурства Томас принялся писать отчаянное письмо сенатору Милтону Р. Янгу, пытаясь замаскировать панику сердечностью. Около двух часов ночи голова Томаса упала на стол. Он заставил себя выпрямиться. Будь он проклят, если вырубится, заснув на работе. Он шлепнул себя по лицу, но не разбудил. Пощечина погрузила его в такой сон, какого он никогда не испытывал. Он сделал очередной обход, но большая часть мозга оставалась закрытой – он это чувствовал. Часть его мозга взбунтовалась и заснула. Но крошечная частичка его бодрствующего «я» делала свое дело. Запертые и незапертые двери. Он осмотрел углы с помощью фонарика. Съел ночной ланч. Завернул половину сэндвича в чистую бандану, в которую его положила Роуз. Сделал еще один обход. Имел долгий разговор с Родериком.

– Как ты это сделал, Родерик?

– Пересел с мотора?

– Да.

– Я поговорил с твоим мозгом. С той его частью, которая спит.

– О, забавно. Почему ты приходишь и пристаешь ко мне, Родерик?

– Я здесь не ради тебя. Дело в Лабатте. Я спас его раньше, помнишь?

– Да, помню. Ты взял на себя его тюремный срок.

– В первый раз они заперли меня внизу, в подвале. Они бросили меня туда. Я признался в том, что сделал Лабатт.

– Разве я не бросил тебе куртку?

– Да, ты передал мне ее, но все равно было холодно.

– Лабатт думает, это тебя и доконало.

– Нет, в первый раз мне это не повредило. Во всяком случае, не сильно. Может быть, во второй. Уверен, что вышел оттуда, кашляя, как черт. Лихорадка. Это не пустяк.

– Мне сказали, что ты должен был поехать в Сак-энд-Фокс.

– Кто тебе сказал! Санаторий. Я ездил туда.

– Ты должен был поправиться.

– Я не был болен, тупица.

– Эта болезнь была у многих мальчиков.

– Давай посмотрим правде в глаза.

– Давай посмотрим правде в глаза.

– Меня постоянно пичкали сливочным маслом, тупая голова. Маслом с овсянкой. Сливками с картофелем. Откармливали. Шестеро умерли, но не я. Я не собирался возвращаться домой ни в каком гробу.

– Подожди. Нет, Родерик.

Томас говорил мягко, словно сообщая неприятную новость.

– Ты умер. Тебя отправили домой в гробу. На поезде.

Родерик покачал головой и раздраженно надул щеки.

– Да, они положили меня в тот гроб, ну, конечно! Отправили его поездом. Но я был жив и смеялся. Представлял себе, как они удивятся, когда выскочу из гроба у них на глазах.

– Мама и папа ездили тебя встречать?

– Никто не забрал меня там, на станции! Нет! Почему? Они знали, что, несмотря на гроб, я не мертв. Я просто шутил.

– Я слышал другое, Родерик.

– Мне нужно было смотаться из санатория.

– Почему тебе хотелось оттуда уехать, если тебя так хорошо кормили?

– Они лишили меня легкого, тупица! Вызвали его коллапс.

– Ты взял на себя вину Лабатта, и тебя наказали вместо него. Он не хотел, чтобы ты умер из-за этого. Он всю жизнь чувствовал себя несчастным.

– Из-за чего? Мне до лампочки. Ведь я дикий индеец!

– Так ты здесь в гостях?

– Как я и сказал, я здесь из-за Лабатта. Он был моим братом там, в Форт-Тоттене. Ты тоже. Никто не смог нас разлучить. Мы были как братья. Я здесь, чтобы его спасти.

– От чего?

– От его собственного тупоголового «я».

– Что он делает?

– Тупоголовые штуки.

– Например?

Родерик озорно кивнул головой и огляделся по сторонам.

– Может, тебе лучше не знать? Вдруг ты захочешь на нас донести?

– Никогда.

– Лабатт ворует.

– Ворует что?

– Все, что в карманы помещается. Все, что не подлежит строгому учету. Скрепки. Степлеры. Писчую бумагу. Рулоны туалетной бумаги. Кофе. Сахар. Черпает его ложкой прямо из мешка. Понемногу зараз. Потом он берет мыло. А еще крадет смазку. Просто переливает ее в банку. Ворует металлолом. И готовится к похищению драгоценных камней.

– Они в сейфе. Ему до них не добраться.

– Почему ты так думаешь?

– Они всегда заперты. Ключа нет. Сейф с кодовым замком, привинченный к стене.

– Код записан, тупица. Он его найдет. Кузнечик его знает. Но пока не выучил наизусть.

– В любом случае Лабатт не вор. Ты все выдумываешь, Родерик. Разве можно говорить такие вещи?

– Уверен, что я дурачок? Не думаю. Ты не знаешь всего, Томас. Иначе зачем бы я здесь оказался? Спроси себя.

– Но тебя здесь нет, – пробормотал Томас, глядя на оставшийся в руке кусочек сэндвича, который не помнил, как съел.

* * *