Ночной сторож

И почему бы ей не захотеть, чтобы кто-то проводил ее до дома? Так они могли стать парой, поскольку он мог бы полюбить ее, как, конечно же, любил ребенка. Он был крепко сложен, красив, имел перспективы в жизни, и ее влекло к нему, несмотря на его глупую улыбку. Которую он больше не рисковал на ней пробовать. Влюбиться в него было в порядке вещей. Не так ли? Тем не менее она не взяла его под руку, которую он предложил, а вместо этого погладила свободной рукой Гвиивизенса.

– Пикси, – произнес он. – О, Пикси.

– Патрис. Сколько тебе говорить?

И она бросила на Лесистую Гору острый, как лезвие, взгляд, способный сбрить бакенбарды, если бы те у него были.

Он замолчал.

Она обнаружила, что ведет себя с ним точно с Барнсом. Говорит вещи, которые, как она знала, должны его обескуражить. Игнорирует намеренно согнутую и подставленную руку, бросает безразличные взгляды, когда от нее ожидается восхищенная улыбка. На последней миле пути она призналась себе, что все это, получавшееся у нее очень легко с Барнсом, теперь, когда дело касалось Лесистой Горы, давалось гораздо трудней.

* * *

Жаанат не была похожа на учителей, монахинь, священников и других взрослых, показывавших Патрис окружающий мир. Ум Жаанат отличался от других. В ее мышлении не было никаких барьеров, или, возможно, эти барьеры не были теми же, что у белых, или, как вариант, они были невидимы. Белые люди смотрели на таких индианок, как она, и считали их тупыми упрямицами. Но интеллект Жаанат имел пугающие размеры. Иногда она знала то, чего не должна была знать. Где пропавший человек провалился под лед. Где больная женщина похоронила ребенка, умершего от дифтерии. Почему животное отдалось одному охотнику, а не другому. Почему болезнь поразила молодого человека и обошла его немощного деда. Почему однажды утром за дверью может появиться странный камень, словно из ниоткуда.

– Звезды послали нам знамение, – сообщила как-то раз Жаанат.

Патрис уставилась на мать, которая, конечно же, никогда не слышала о метеоритах. Поскольку все было живым, по-своему отзывчивым, способным по-своему сострадать либо по-своему наказывать, мышление Жаанат строилось на том, чтобы относиться ко всему, что ее окружало, с большим вниманием.

Жаанат спускалась с холма с фартуком, полным можжевеловых ягод, когда Патрис и Лесистая Гора подошли к дому. Она бросила ягоды и побежала к ним с перекошенным от страха лицом.

– Мы еще не нашли ее! – крикнула Патрис, увидев, как мать бежит к ним в развевающейся юбке, с растрепавшимися косами и раскинутыми руками. Жаанат обняла ее, так что ребенок оказался между ними. Лесистая Гора опустил глаза. Поки вышел из-за угла дома, неся охапку дров. Он так и остался стоять, застыв на месте.

– Я привезла домой только Мальчика, мама.

Патрис положила Гвиивизенса ей на руки, и Жаанат с опаской взглянула на ребенка, а затем посмотрела критически, выискивая черты Веры. Потом она, не выпуская из рук ребенка, внезапно осела на землю, как будто силы оставили ее. Она молчала, и Патрис знала, что мать будет находиться где-то в другом месте, недоступная, пока не решит вернуться.

– Тебе пора идти, Эверетт, – обратилась она к Лесистой Горе.

Патрис внимательно огляделась по сторонам. Никаких признаков отца.

Лесистая Гора подошел к двери и поставил там ее чемодан. Он многозначительно кивнул Поки, а затем повернулся и зашагал прочь.

Жаанат в конце концов собралась с силами и встала, не выпуская из рук ребенка. Вошла в дом. Первое, что она сделала, – это села и приложила его к груди. Поки этого не заметил, но Патрис стало не по себе. Она спросила мать, почему та это сделала. Неужто она собиралась кормить его грудью? Ведь было очевидно, что у нее не может быть молока. Однако Жаанат сказала, что иногда в старые времена, когда мать ребенка не могла кормить грудью, пожилые женщины могли взять эту заботу на себя.

– И я не настолько стара, – добавила Жаанат. – Мои груди еще не затвердели, как старые высохшие кожаные сумки для трубок[65]. – На чиппева это было всего лишь одно длинное слово. Они обе начали смеяться тем отчаянным высоким смехом, каким смеются люди, когда у них разбиты сердца.

Тор

На следующее утро Патрис вышла на дорогу и стала ждать Дорис и Валентайн. Ей не терпелось поскорей оказаться подальше от ребенка, который был отчаянно голоден. Он вопил на полную мощность, и его крик напоминал струю воды, хлещущую из отвернутого крана. Жаанат все еще пробовала кормить его грудью, но также пыталась заставить его выпить процеженный сок вареной овсянки. Поки ушел к школьному автобусу рано утром. На дороге никого не было. Неужели подруги о ней забыли? Патрис направилась им навстречу. Ее мысли метались, приземляясь то тут, то там, словно мухи, а потом уносились прочь.

– Я знаю, – произнесла она вслух. – Знаю, что, возможно, сошла с ума. Но я должна верить, что моя сестра все еще жива. – Она подняла с земли гладкий кусок полупрозрачного кварца и уставилась на него. – Я схожу с ума, – прошептала она и зашвырнула его в кусты.