Ночной сторож

Барабанный бой становился все громче и громче. Подняв глаза, он увидел призрачных существ. Прозрачных, ярких, расплывчатых. Как милостиво с их стороны спуститься теперь к нему с небес. Они выглядели как обычные люди и были одеты в обычную одежду – рубашки, брюки, платья из светящейся ткани. Хотя он мог видеть сквозь них, они были не совсем прозрачными. И они выглядели так, словно усердно трудились. У него было ощущение, что звезды всегда усердно трудятся, ведь сиять там, наверху, конечно же, нелегко. Одним из сияющих людей был Иисус Христос, но он выглядел точно так же, как и другие. Они странно кивнули Томасу, понимая его удивление, и внезапно боль исчезла. Сияние наполнило его, и он поднялся на ноги, зная, что небесные барабанщики хотят, чтобы он танцевал. Высоко в облаках и внизу, на земле, они плясали, поворачиваясь в танце против часовой стрелки, как это делают духи в стране мертвых, и хотели, чтобы он присоединился к ним. Поэтому он принялся танцевать. Каждый раз, когда он ступал по жесткой траве, его ноги поднимали в воздух брызги яркого света. На нем был воображаемый индейский головной убор, с которого проливался свет всякий раз, когда он наклонял голову. Он посмотрел вниз и увидел, что держит танцевальную палочку[80] из подрагивающего северного сияния. Кровь прилила к кончикам его пальцев. Сверкая глазами, с бешено колотящимся сердцем, он начал петь песню, которую они ему подарили.

Когда барабанный бой прекратился, Томас забрался на крышу машины, вытащил из кармана проволоку и открыл задвижку на окне туалета. Он влез в него и зашагал по лежащему на полу зеленому линолеуму. Затем вышел из туалета, направился к своему столу, схватил ключи, пробил время на карточке и помчался к машине. Она завелась с пол-оборота. Томас заехал на свое парковочное место и побежал обратно к заводскому зданию. Вошел. Сел. Он опоздал отметить обход всего на две минуты. Томас налил себе кофе из термоса и приветствовал наступление рассвета.

Агония – ее имя

От мужчин пахло маслом, алкоголем и потом, а еще тухлым мясом и миллионами выкуренных сигарет, и говорили они на диалекте, который в ходу у жителей Мичигана. Их бороды терлись о ее лицо, пока щеки не начинало саднить. Если бы она хотела сбежать, ей пришлось бы пройти через их ножи. Если бы она прошла через ножи, у нее не осталось бы кожи, чтобы ее защитить. Она стала бы сырой плотью. Она стала бы чем-то особенным. Она стала бы агонией. За стеной скрежетали гигантские двигатели. Время от времени, словно удары гулкого гонга, она слышала звуки своего имени. Ее звала мать.

Школьный бал

Листья, золото на зелени, такие яркие под проливным дождем, устилали в лесу все тропинки. Все Важашки усердно трудились. На болотах их маленькие тезки запасали зеленые веточки. На полях люди выкапывали вилами последнюю морковь. Груды тыкв, бородавчато-зеленых, оранжевых, светло-коричневых, твердых и маленьких, заполнили подвал и выстроились по бокам дома. Косы из лука. Бледные кочаны капусты. Ящики с кремовой и фиолетовой репой. Бушели картофеля. Томас едва успевал перевозить урожай. Уэйд и Мартин, споря о чем-то, устроились позади него, зарывшись в овощи. Все еще споря, они выгружали их в кафе, в школе и, наконец, в столовой для учителей. Джагги Блу распоряжалась, указывая им, где что сваливать в кучи или складывать штабелями. Завтра должны были состояться парад, общинный обед, футбольный матч и коронация короля с королевой бала. Шарло была в школе, готовилась к празднику.

– Участвуешь в параде? – спросила Джагги у Томаса.

– Не в этот раз. Мой старик будет сидеть в машине и смотреть оттуда. Я собираюсь посидеть рядом с ним.

– А Роуз?

– Она шьет платье Шарло.

– О! И какое оно?

Лицо Джагги осветилось улыбкой. Она любила платья, хотя в жизни предпочитала комбинезоны.

– Длинное, я думаю. Может быть… голубое?

Джагги прищурилась:

– Длинное и, может быть, голубое? И это все, что ты можешь сказать?

– На нем где-то есть оборка.

– Ты безнадежен!