Ночные бдения

Все было просчитано до минуты, и медлить было нельзя. В черных одеждах, с обнаженным мечом я стоял впереди многотысячного войска на дороге, ведущей в Город Семи Сосен. Стены впереди меня и живая стена позади, я оказался в ловушке и, пожелай я сейчас повернуть обратно, немедленно был бы разорван на клочки своими воинами, жаждущими боя. Лишь несколько сот метров отделяло облаченных в черные одежды воинов с покрытыми сажей лицами и руками от стен Города Семи Сосен. В эту безлунную ночь со сторожевой башни нас невозможно было отличить от черной долины, мирно раскинувшейся на ладонях земли и спящей в своем великолепии. Она была прекрасна, эта мирная долина, которой предстояло увидеть смерть и услышать боль.

Мы ждали сигнала: боевой рожок должен был возвестить, что битва за ворота началась и тысяча нищих уже сражается со стражниками, внося панику и смятение, и что ворота открыты. Тогда мы должны были, рассекая предрассветный сумрак, броситься на штурм Великого Города.

До боли в глазах мы всматривались в очертания стен и башен и с большим напряжением вслушивались в тишину ночи. Нет, город не спал. Разноцветные огни расцвечивали далекие стены. Жители радостно праздновали наступление весны, которая принесет им надежду на новую, счастливую жизнь, на добрый урожай. Город жил и еще не подозревал о том, какая его ожидает трагедия, Город не знал, что у его стен, под покровом ночи собралась несметная сила, готовая поглотить радость и надежду на счастье и мир, сила, несущая разорение, боль, страх и смерть, сила ненависти и гнева.

Последние минуты я чувствовал себя Андрэ, с сигналом рожка я стану демоном, не щадящим врагов, меч мой превратится в безошибочно разящие орудие мести и суда. Я был на пределе, я чувствовал, что, возможно, не переживу эту битву, а если переживу, то не останется ли мне кучка пепла, разбитое сердце и угомонившаяся надежда, как когда-то в Сарке. Вы думаете, я знал, что делал, увы, вы не правы.

Где-то вдалеке послышались крики, и я спиной почувствовал, как заколебалось позади меня людское море. С замиранием сердца поднял я руку, с не меньшим, если не с большим, чем мои воины, волнением ожидая сигнала.

Битва у ворот затягивалась, мы начали нервничать, но тут по нашим натянутым нервам полоснул победный крик рожка.

Я опустил руку и, не жалея горла, крикнул:

– Вперед!

Пришпорив Зевса, я в первых рядах, чувствуя, как сердце выскакивает из груди, ринулся к воротам.

На башне заметили многотысячную тьму, надвигающуюся на Город, слишком поздно, и начали стрелять из камнебросов беспорядочно и безуспешно, мы были уже слишком близко. Город вздрогнул, ночь огласилась стоном страха, в открытые ворота я увидел сверкающие мечи, услышал лязг железа, почуял запах крови.

Врезавшись в гущу сражения, я с бешенством разил направо и налево, почти не ощущая немалой силы ударов мечей друг о друга. Шапка моя давно была сбита с головы, одежда покрылась мелкими порезами, лицо и руки омылись чужой кровью, когда впереди я увидел воинов наших цветов, и это означало, что мы прорвались. Впереди еще шел бой, а верный Зевс лежал, пронзенный вражеским мечом.

Стащив с какой-то лошади воина, кажется, своего, я встал на ее круп и, подняв меч, заорал, стараясь перекричать шум битвы:

– Пятый, шестой и седьмой отряд за мной! Ур заканчивай здесь и веди воинов к дворцу, к Нао!

Сражавшиеся позади командиры отрядов подскочили к лошади, сзывая своих воинов. Я спрыгнул и, отражая атаки врагов, повел подкрепление к сторожевой башне, возле которой шел самый ожесточенный бой. Тесня врагов, мы медленно, но верно приближались к ее входу.

Паника охватила защитников башни. Их действия стали еще более беспорядочными, когда пал командир, пронзенный моим мечом; и через несколько минут вход был свободен.

Гремя по ступеням и не щадя никого, кто встречался нам, мы влетели на верхнюю площадку.

– Разворачивайте камнебросы! – свирепо закричал я, погоняя воинов.

Несколько воинов бросились к довольно громоздким и примитивным устройствам, страшным своей убойной силой и отсутствием прицельности. Сдвинуть их оказалось делом нелегким, но у нас почти получилось, когда в дверном проеме появилась подоспевшая подмога в виде большого отряда стражи. Оставив несколько человек возиться с камнебросами, я скомандовал, бросаясь с мечом на первого вошедшего:

– Воины, к двери!

И вновь закипел кровавый бой.

Когда камнебросы были готовы, я подлетел к краю площадки и последний раз перед адом взглянул на прекрасный Город, освещенный рассветным солнцем. На Площади Истины шла ожесточенная битва, с большим перевесом воины Тобакку теснили наших, прижимая их в переулок.

– Бей по отморозкам набожника, по площади Истины! – сказал я камнебросу.

Лицо бедняги вытянулось.

– Но там же наши…

– Бей, я сказал!

Камнеброс навел смертельное орудие и, скомандовав остальным, послал огромную каменную глыбу в самую гущу сражающихся.

Пылью и осколками камней заволоклась площадь; несколько минут ничего не было видно, я представил, как там задыхаются мои воины и, возможно, Нао…

– Еще раз! – скомандовал я, не позволив себе размышлять.