Ночные бдения

Вечером, немыслимо уставший от окаянного труда и мучительных подозрений, я вернулся в дом Хоросефа. Хозяин, голый до пояса, стоял возле стола и протирал куском полотна разнообразные клинки. Чего здесь только не было: кинжалы с длинными и короткими лезвиями, мечи, железные прутья, изогнутые топоры, – все это богатство Хоросеф тщательно до блеска натирал каким-то составом, в который макал тряпку.

Сердце мое оборвалось, когда я понял, что оружие приготовлено для завтрашней охоты, а упоенное выражение лица Хоросефа не оставляло никаких сомнений на счет того, что мы отлично поохотимся.

– Приветствую тебя, мой младший брат, – сказал Хоросеф и бросил на стол последний протертый им клинок. – Вижу, ты устал, но ведь когда мужчина работает, он обязательно устает, потому как человек.

Я сокрушенно кивнул ему в ответ и сел на скамью.

– Сегодня я тоже не сидел без дела, – Хоросеф обвел взглядом свое оружейное богатство. – Я готовил оружие для завтрашней охоты, протирал лезвия соком дерева апурка – он очищает сталь от налета и делает ее более гладкой. А это, – Хоросеф взял в руки небольшую склянку с золотистого цвета жидкостью, – это очень редкий и дорогой яд. Я смажу им два кинжала, – один для тебя и один для себя. Мы уберем их в ножны. Яд очень силен, и даже небольшого количества достаточно, чтобы умертвить любое, даже самое большое животное.

При этих словах Хоросеф осторожно открыл флакон и смочил ядом концы двух небольших кинжалов, которые тут же погрузил в кожаные ножны.

– Оказывая уважение, брат, я позволяю тебе выбрать любой из этих клинков первому, – и он кивнул на свой арсенал.

Я встал и подошел к столу; смертоносная сталь матово поблескивала в сумрачных отсветах свечей, блики играли на острых лезвиях, причудливо преломляясь и искривляясь.

Дрожащими руками я взял кинжал с тонким и длинным клинком, который оказался на удивление легким, а кисть удобно обхватывала резную костяную ручку с изображением неведомого мне животного; у основания клинка была гравировка «хозяин зверя». Я подкинул кинжал в руке и почувствовал тепло, исходящее от эфеса; на мгновение почудилось мне, что кинжал и я единое целое, что когда-то давно я держал в руках это произведение оружейного искусства. Но идти с таким ножом на больших и хищных животных, шкуры которых демонстративно висели на стенах, повествуя о былых охотничьих подвигах Хоросефа, казалось мне немыслимым, и я ужаснулся мысли о рукопашном бое со зверем, который лучше меня знаком с охотой.

– Отличный выбор, брат, – похвалил Хоросеф, положив мне на плечо свою тяжеленную руку, – с этим кинжалом много лет назад мой лучший друг отправился со мной охотиться на серебряного зверя. Он погиб последним. До сих пор я скорблю об этой потере, я называл его старшим братом, и если бы мог повернуть время вспять, то ни за что не взял бы его с собой, – лицо Хоросефа выражало глубокую скорбь и боль потери близкого человека. – Но я дарю кинжал тебе, и если ты такой великий охотник, как говоришь, то это оружие принесет тебе завтра удачу или смерть, но не расстраивайся – погибнуть на охоте большая честь!

Я расстроился, я очень сильно расстроился. Я не был охотником, да что там говорить, мне даже никогда не приходилось обращаться с подобным оружием, и все, что я знал – только основы дворового рукопашного боя, но разве справиться с животным приемом самбо?! Я понял Хоросефа: если завтра я опозорюсь – меня убьют, о да! ведь они так этого хотят. Как мне казалось, Хоросеф не сможет выносить в своем доме человека, который гораздо слабее его физически, но который сумел его победить; если бы окружающие узнали об этом, не быть Хоросефу больше хозяином деревни! Я должен был что-то придумать, иначе мне грозила неминуемая гибель, даже если я убью завтра большое животное и геройски не погибну, Хоросеф и его шайка найдут к чему придраться.

«Бежать!» – было первой мыслью, но куда? Я вспомнил слова Жуки о том, что не пройдет и получаса, как меня поймают люди, бешенные от ярости, кровожадные, они припомнят мне смерть Мусы, ведь его, должно быть уже хватились и ищут, наверняка были люди, которые видели, как я вошел в лес, а вслед за мною Муса. Но что делать?!

Тут-то мой взгляд и упал на все еще стоявшую на столе склянку с ядом. Если бы удалось заполучить флакон такого сильного вещества, он мог бы защитить меня не хуже, чем отряд телохранителей.

– Да, Хоросеф, – бодро ответил я, почувствовав, что надежда на спасение оживляет меня, как свежая вода в жару. – Да, Хоросеф, я великий охотник и постараюсь оправдать это почетное звание, и если я завтра не погибну в борьбе со зверем, то наверняка повешу его шкуру на стену твоего дома.

– Хорошо, – Хоросеф явно был недоволен моим ответом. – Ты повесишь шкуру на стену моего дома, но если ты покажешь себя трусом и опозоришь мой дом, названный брат, на стену своего дома я повешу твою шкуру.

Хоросеф сгреб в охапку оружие, засунул флакончик с ядом в карман широких штанов и, бренча клинками, вышел на улицу, направляясь в свой дом (он с Фелетиной и Серпулией жил в постройке рядом).